Читать онлайн «Падение Берлина, 1945». Страница 28

В период этого кризиса Гиммлер решил взять пример со Сталина и издать распоряжение, напоминающее по своей сути знаменитый советский приказ № 227 ("Ни шагу назад"), изданный в июле 1942 года. Германская версия документа была названа "Смерть и наказание за отказ выполнять свои обязанности"[169]. В нем присутствовали также слова, которые были призваны поднять боевой дух немецких солдат. "После тяжелых испытаний последних нескольких недель, говорилось в тексте приказа, — настанет день, когда территория Германии будет снова свободной". Еще один приказ запрещал немецким женщинам под страхом смерти кормить отступающие войска[170]. Более того, Гиммлер счел нужным заявить: "Бог никогда не покидал наш народ, и он всегда помогал смелым и мужественным людям в час тяжелых испытаний"[171]. В ситуации, в которой оказались к тому времени Германия и ее население, это утверждение выглядело более чем вызывающим[172].

Гиммлер решил также провести показательные экзекуции. Одновременно с изданием упомянутых приказов он решил казнить начальника полиции города Бромберг за то, что тот посмел оставить свой пост. Еще один бургомистр был повешен через несколько дней в городе Шведт-на-Одере — тот покинул свой город без разрешения на эвакуацию.

Двенадцатая годовщина прихода к власти нацистов совпала со второй годовщиной разгрома немцев под Сталинградом. Берия был осведомлен о том, какие разговоры ведутся в заключении между пленными немецкими военачальниками — фельдмаршалом Паулюсом, генералом Штрекером и генералом фон Зейдлицем. В помещении, где они находились, вмонтировали специальный микрофон.

Берия получал информацию, что пленные немецкие генералы находились в плохом расположении духа[173]. Их привела в ужас речь Черчилля в палате общин, в которой он поддержал сталинское предложение о том, что Польша должна получить территориальную компенсацию за счет Восточной Пруссии и других германских областей. Немецкие генералы теперь чувствовали, что их дальнейшее нахождение в составе национального комитета "Свободная Германия", контролируемого советской стороной, становится более невозможным. Фельдмаршал Паулюс в этой связи даже признал, что политика нацистов в территориальном вопросе представляется даже более позитивной, поскольку они стараются сохранить целостность Германии.

Даже генерал Зейдлиц, который предлагал переброску антинацистски настроенных немецких военнопленных в Германию для того, чтобы организовать там революцию, теперь отмечал, что отбирать у Германии земли ради создания против нее защитного барьера — нечестно. Все немецкие генералы, попавшие в советский плен, теперь осознали, что Комитет германских офицеров, объединивший противников нацизма, был создан и использовался Советским Союзом только для своих собственных целей. Генерала Зейдлица продолжал мучить вопрос, правильный ли он сделал выбор. Между тем нацистский режим объявил его предателем и заочно приговорил к смертной казни.

По мнению Паулюса, все действия Гитлера направлены только на то, как еще больше ввергнуть Германию в пучину бедствий. "Никогда до этого ложь не была таким сильным оружием в дипломатии и политике. Нас, немцев, очень ловко обвел вокруг пальца человек, который узурпировал всю полноту власти". Паулюса поддержал генерал Штрекер, который жаловался на Бога за то, что он послал немцам Гитлера. "Неужели немцы такие подлые? — вопрошал он. — Разве они заслужили такое наказание?"

"Сегодня исполняется два года сталинградской катастрофе, — заключил Паулюс. — А теперь вся Германия становится гигантским Сталинградом".

Угрозы и увещевания Гиммлера не могли спасти ситуацию. В тот же день передовые советские батальоны, ведомые заместителем командира 89-й гвардейской стрелковой дивизии полковником Есипенко, достигли Одера и под покровом ночи форсировали его по льду. Советским подразделениям удалось образовать небольшой плацдарм на левом берегу реки севернее Кюстрина.

Войска 5-й ударной армии генерала Берзарина утром 31 января форсировали замерзший Одер и захватили деревню Киниц[174]. Они прошли буквально по следам немецких крестьян, собиравших дрова на восточном берегу реки. Часть под командованием полковника Есипенко захватила состав, в котором находились шесть зенитных орудий, тринадцать офицеров и шестьдесят три молодых новобранца. Небольшой группе немцев, одетых лишь в нижнее белье, удалось бежать и добраться до города Врицеи. До рейхсканцелярии теперь оставалось всего около семидесяти километров.

В тот же день части полковника Гусаковского форсировали Одер южнее Кюстрина. Данное событие было отмечено вручением ему второй Золотой Звезды Героя Советского Союза. Советские войска тотчас же приступили к укреплению своих позиций. Они стали рыть окопы в пойме реки, восточнее Зееловских высот. Срочно подтягивалась артиллерия на случай немецких контратак. Однако германское командование было настолько шокировано произошедшим (Геббельс все еще думал, что бои идут рядом с Варшавой), что прошло определенное время, прежде чем к месту прорыва стали подтягиваться подразделения вермахта. Единственными, кто поначалу доставлял неприятности красноармейцам и обстреливал их свежевырытые траншеи, оказались немецкие самолеты "фокке-вульф". Обещанный зенитный дивизион прибыл на место только через три дня, поэтому солдаты Чуйкова несли значительные потери от налетов авиации противника. Тем не менее советскому командованию удалось доставить на левый берег Одера достаточное количество противотанковых орудий.

Новость о том, что советские войска достигли Одера, стала неожиданной как для командования вермахта, так и для мирного населения. Вальтер Байер, которому посчастливилось не попасть в списки полевой жандармерии в Восточной Пруссии и отправиться в отпуск, теперь наслаждался последними днями отдыха в своей деревне Буксмюленвег, которая располагалась между Кюстрином и Франкфуртом-на-Одере. Однако его отпуск закончился еще скорее, чем он ожидал[175]. Вечером 2 февраля в дом Вальтера вбежал сосед и сообщил, что в дубовом лесу, всего в пятистах метрах от дома, заняли позиции до восьмисот русских.

Вокруг деревни не было никаких немецких частей, за исключением нескольких рот фольксштурма, вооруженных только винтовками и двумя-тремя фаустпатронами. Когда фольксштурмовцы приблизились к лесу, то обнаружили, что на деревьях уже устроились советские снайперы, которые открыли по ним прицельный огонь. Из Франкфурта к месту прорыва подтягивался батальон 6-го крепостного полка, состоявший преимущественно из лиц кавказских национальностей, перешедших на сторону немцев. Немецкий офицер приказал Байеру, как опытному фронтовику, возглавить одну из боевых групп. Он оказался в одной канаве с кавказским добровольцем. Внезапно тот обратился к нему на ломаном немецком языке: "Вы не стреляете, и мы не стреляем туда. Мы не стреляем по своим товарищам". Байер доложил об этом офицеру, и кавказец был снят с передовой линии и отправлен в тыл рыть траншеи. Если он впоследствии попал в руки русских, то вряд ли с ним стали обращаться мягче, чем с остальными добровольцами, по причине его отказа стрелять по своим.