Читать онлайн «Китайский Бонапарт, или жизненные вехи Чан Кайши». Страница 3

Чан Кайши выложил в доме Сунов на стол документальные доказательства развода. Однако у родителей невесты оставались сомнения: готов ли Чан Кайши стать христианином? Сумеет ли он побороть влияние сатаны? Ведь все его прежние увлечения — женщины легкого поведения! Чан Кайши отвечал, не колеблясь: «Да! Да! Он готов сделать все, готов изучать Библию, быть прилежным христианином». Мадам Сун сдалась. 26 ноября в шанхайских газетах появилось уведомление о предстоящей женитьбе Чан Кайши.

«С настбящего времени,— провозгласил Чан,— мы оба полны решимости отдать все, что в наших силах, делу Китайской революции». Обещание ко многому обязывало.

Во время бракосочетания своей сестры вдова Сунь Ятсена Цинлин, как и сын Чан Кайши — Цзян Цзинго, находилась в Советском Союзе. Сестра жены Чан Кайши и его родной сын осудили переворот в Шанхае, жестокое отношение гоминьдановцев к представителям КПК, профсоюзного движения.

Чета Чан Кайши переехала в Нанкин, где глава новой семьи стал лидером нового гоминьдановского правительства. Мэйлин, выступая в роли первой леди, посылает сестре депешу с просьбой возвратиться из Москвы, содействовать росту авторитета гоминьдановского режима... Но Цинлин отвечает отказом.

Нанкин не отличался благоприятными климатическими условиями — слишком холодно было зимой и весьма влажно весной, летом. Окутанный туманом, переполненный город, где люди трудились в невероятно тяжелых условиях, предполагалось утвердить в качестве столицы чанкайшистского Китая. Правительственные  чиновники   перебивались в непривычном для них жилье, ожидая улучшения условий жизни, жены офицеров отказывались покидать насиженные места ради неясной перспективы в карьере их мужей в Нанкине. Они предпочитали апартаменты в современных районах Шанхая.

В сентябре 1933 года Чан Кайши говорил о милитаризме как об одном из основных элементов фашизма. А уже через год на вопрос, в чем нуждается Китай, он заявит: «это милитаризация жизни народа всей страны».

Особое значение придавалось другому элементу — беспрекословной вере в лидера. Если конфуцианская книга «Цзя-юй» сравнивает отношения правителя с народом с отношением между всадником и лошадью, то Чан Кайши уподобляет Китай «пространству зыбкого песка», т.е. безмолвной пустыне.

19 февраля 1934 года на массовом митинге в Нанчане Чан Кайши призывает соотечественников начать «движение за новую жизнь». Выступая перед 50-тысячной толпой, он обращается к опыту Германии и Японии, к традиционным конфуцианским постулатам, к христианству. Гоминьдановцы стремились восстановить утерянный энтузиазм своих легионов, возродить дух преданности власти объединенного вокруг единых целей народа. Примеров для подражания можно было найти немало: опыт «великого дуче» в Италии, пробуждение сознания народа времен Ата-тюрка в Турции, когда антиимпериализм в этой стране становился основой борьбы против иностранной интервенции. Все эти примеры способствовали зарождению в умах у Чан Кайши и его советников амбициозных нововведений по преобразованию общества, морального усовершенствования нации.

Милитаризм в Китае, как и в любой другой стране, нуждался в националистическом, шовинистическом покрывале. Успехи в военной области в Германии, которая, казалось, еще совсем недавно испытывала горечь поражения, не могли не привлечь внимания гоминьдановского лидера. Да и в условиях развития японской агрессии опираться на японских советников и на японский военный опыт стало отнюдь не безопасно.

Чан Кайши, обращаясь к своим соотечественникам, вновь и вновь приводил пример возрождения ослабленной первой мировой войной Германии. Он отмечал энергию руководителей этой страны, их способность в короткие сроки ослабить бремя репараций, возложенное на них победителями.

«Но только ли Германия с ее спартанской дисциплиной является примером для Китая?» — следовал вопрос. Да, и Япония! Чан приводил в качестве эталона для Китая и эту страну, когда китайская земля стонала от японской агрессии. За внешними проявлениями милитаризации общественной жизни — чистота, простота, скромность и т. п.— скрывалось твердое желание привести к единообразию и поведение, и мышление людей.

Родоначальник движения пропагандировал идеал поведения гражданина его государства, который регулярно чистит зубы, моет тело, содержит в чистоте одежду, воздерживается от алкоголя, употребления опиума, табака, занимается физическими упражнениями. Если в «старой жизни, — рассуждал Чан Кайши, обращаясь к слушателям,— вы могли где попало харкать, мочиться, разводить невероятную грязь и никогда не мести под кроватями, то в новой жизни с такими варварскими привычками следует покончить». Чан обращался к примерам из собственной жизни: «Каждый из вас должен понимать, что невозможно от рождения быть революционным вождем. Надо упорно трудиться, и каждый сможет быть таким, как я, жить такой жизнью, как я».

Внедряемые сверху «движение за новую жизнь», «движение за спасение нации» не могли компенсировать отсутствия объективных, цементирующих общество факторов гражданской жизни. Чан Кайши, спекулируя на интересах различных социальных сил в китайском обществе, пытался, как это нередко делали и другие лидеры на Востоке, решить политическими и идеологическими методами проблемы объединения страны. Военно-политические и идеологические методы могли вести к упрочению диктатуры, но в то же время и обостряли существующие в обществе противоречия.

В это время Чан Кайши все больше опирался на советскую помощь. Постепенно увеличивались ряды легиона советских добровольцев; советские пилоты прибывали из различных районов своей страны; в трудных условиях, сталкиваясь порой с непреодолимыми препятствиями, они перегоняли самолеты и необходимую технику через безлюдные монгольские степи. Для многих советских людей — советников в китайской авиации — подвиги в схватках с воздушным агрессором стали логическим продолжением их суровой борьбы с фашизмом и милитаризмом, которую они начали в Испании.

Чан Кайши, хотя и говорил публично о большой роли советских советников, на деле ограничивал их деятельность. Генералы, окружавшие генералиссимуса, были обеспокоены прежде всего своей личной судьбой, их заботили привилегии, которые они стремились во что бы то ни стало сохранить. Влияние же людей, приехавших из Советского Союза и воспитанных в духе иных человеческих ценностей, вызывало в их среде лишь подозрительность и недоверие. Но среди советских советников нашелся и такой, кому бонапартизм Чан Кайши пришелся по вкусу. Полковник Власов благословил издание плаката, на котором были запечатлены его собственное изображение и образ милитариста Ян Сишаня — вожди вели за собой войска в сражениях с японцами.