Читать онлайн «Преступный мир и его защитники». Страница 3

Защита вольна просить в своей речи или об оправдании подсудимого, или только о признании его заслуживающим снисхождения. Об оправдании она имеет право просить безразлично к тому, признал ли подсудимый себя виновным или нет, подтверждается ли учиненное им сознание обстоятельствами дела, или оно ими опровергается, требовал ли защитник производства судебного следствия при наличностей сознания и, наконец, выясняется ли по делу законная причина невменения.

Преследуя отрицательную цель — опровергнуть или ослабить доводы обвинителя, защитник в своей речи может развивать как фактические, так и юридические основы обвинения. В отношении последних согласно ст. 746 уст. угол. суд. он не вправе по делам, рассматриваемым с участием присяжных заседателей, касаться ответственности, угрожающей подсудимому. Но зато он уполномочен войти в критическую оценку всех материально-правовых и процессуальных условий обвинения, предъявляемого к подсудимому. Поэтому он вправе доказывать, что в деянии, приписываемом подсудимому, не содержится признаков преступления, что в деле усматривается один из преюдициальных вопросов, требующих предварительного разрешения компетентным судом, что самое преследование возбуждено не в установленном порядке, что в деле обнаруживается наличность одной из причин, устраняющих преступность деяния, или же условий, исключающих вменение подсудимому содеянного, и наконец, что в учиненном подсудимым не заключается караемой законом вины, будет ли та вина умышленная или неосторожная. Высказывая одно из приведенных правовых положений, защитник тем самым в конечном выводе будет домогаться оправдания подсудимого, хотя бы он вместе с тем не отрицал фактических основ предъявленного на суде обвинения. При этом, в частности, утверждая, что содеянное не должно быть вменено подсудимому в вину, защитник не может быть ограничен установкой одних причин невменения, указанных в законе, а именно в статье 92 улож. о наказ. Шесть причин невменения, перечисленных в этой статье уложения, — случай, малолетство, безумие или болезнь известного характера, принуждение и необходимая оборона, — представляются прежде всего неполными. Так, например, к числу их не отнесены согласие пострадавшего, исполнение закона, осуществление профессиональных обязанностей, покушение над несуществующим или безусловно негодным объектом. С другой стороны, многие из причин невменения, перечисленных в ст. 92 улож. о наказ., определены в законе настолько казуистично, что применение их в пределах одного буквального толкования порождает серьезные несоответствия.

АРОНСОН Григорий Семенович

Родился в Петербурге 18 апреля 1869 года. Окончил курс Петербургского университета. В корпорацию присяжных поверенных вступил в 1899 году. Красивыми, образными речами, с которыми он выступал во многих уголовных процессах, вскоре обратил на себя всеобщее внимание. Особенно большую популярность доставило ему, как защитнику, много нашумевшее в свое время известное дело Анны Коноваловой, обвинявшейся в мужеубийстве. С не меньшим успехом он защищал в процессах Г. А. Никитина (крах банкирской конторы), Татариновой (убийство).

Достаточно в этом отношении указать на причины невменяемости, определенные в ст. 95 и 96 улож. о наказ., и на крайнюю необходимость, определенную в статье 100 того же уложения. Ограничивать защиту, при доказывании ею невменения подсудимому содеянного им, одними причинами, указанными в ст. 92 улож. о наказ., значило бы, по мнению И. Г. Щегловитова, лишить ее возможности устанавливать целый ряд таких причин невменения, которые хотя прямо и не выражены в законе, но вытекают из его разума и притом признаны кассационной практикой. Совершенная неполнота ст. 92 улож. о наказ, наглядно явствует, между прочим, из нового уголовного уложения, высочайше утвержденного 22 марта 1903 года, в котором причины невменения поставлены несравненно шире.

Применяя высказанные им общие соображения к первому возникшему по делу «Россиянина» вопросу о правах защиты в периоде заключительных прений по делам о подсудимых, учинявших сознание, не возбуждающее сомнений, если притом не имеется налицо законной причины невменения, И. Г. Щегловитов находил далее, что защита имеет неотъемлемое право ходатайствовать об оправдании подсудимого и по причинам невменения, в законе не указанным, лишь бы они не сводились к совершенному извращению уголовного закона или к ходатайству о прощении, то есть о даровании подсудимому помилования. Примерами таких уклонений защиты, требующих немедленного их пресечения председателем, могут служить два дела, рассматривавшиеся во II и III отделениях уголовного кассационного департамента правительствующего Сената. По обоим делам Сенат усмотрел существенное нарушение защитой своих обязанностей, выразившееся в приглашении ею присяжных заседателей — в одном случае «идти беззаконным путем, ибо (по словам защитника) к такому беззаконию много лет призывают их со скамьи защиты, а со скамьи присяжных столько же лет ответом на этот призыв служит: нет, не виновен», а в другом случае — оправдать подсудимого, «взяв на свою душу его грех и пожалев тех галчат-детей, которые остаются от разоренного гнезда подсудимого».

Сознание, утратившее в современном уголовном процессе, с отменою теории формальных доказательств, значение лучшего доказательства, не лишает права стороны — доказывать как его фактическую недостоверность, так и отсутствие в деянии сознающегося подсудимого признаков преступления или недостаточность оснований для вменения содеянного подсудимым ему в вину, а суда — постановить о сознавшемся оправдательный приговор. Не только защитник, при наличности сознания, вправе просить об оправдании подсудимого, но и прокурор, несмотря на сознание подсудимого, может воспользоваться предоставленным ему ст. 740 уст. угол. суд. правом отказаться от обвинения, если он признает сознание опровергнутым на судебном следствии или не совмещающим в себе условий, необходимых для уголовного вменения. Само по себе сознание, не возбуждающее сомнений в своей достоверности и за силою ст. 681 уст. угол. суд. устраняющее производство судебного следствия, может почитаться устанавливающим разве только событие преступного деяния и совершение его подсудимым, но отнюдь не вменение ему содеянного в вину. Если бы считать и этот последний вопрос предрешенным сознанием подсудимого, то самое произнесение судом приговора о виновности сводилось бы, в сущности, только к одной формальности, а прения сторон по этому предмету оказались бы совершенно ненужными. Этого последнего и требуют, между прочим, в своих крайних выводах представители так называемой антропологической школы уголовного права, высказывающиеся за устранение прений сторон по делам о подсудимых, принесших полное и несомненное сознание. Но такая мера не принята ни в одном законодательстве, а равно и в нашем уставе уголовного судопроизводства, устраняющем при наличности сознания, не вызывающего сомнения, производство судебного следствия, но не заключительные прения сторон, которые должны иметь место по всем уголовным делам, и притом о подсудимых сознающихся на тех же основаниях, как и о подсудимых несознающихся.