Читать онлайн «10 гениев живописи». Страница 50

По-прежнему Микеланджело изображает мощные фигуры с мужественными лицами, с широкими плечами, с хорошо развитым торсом, с мускулистыми конечностями. Но эти великаны уже не в силах противоборствовать судьбе. Поэтому искажены гримасами их лица, поэтому так безнадежны все их, даже самые энергичные, движения, напряженные и конвульсивные».

Одна деталь «Страшного суда» свидетельствует о мрачном настроении художника и представляет собой его горькую «подпись». У левой ноги Христа находится фигура св. Варфоломея, держащего в руках собственную кожу (он принял мученическую смерть, с него живьем содрали кожу). Черты лица святого напоминают Пьетро Аретино, который страстно нападал на Микеланджело из-за того, что считал неприличной его трактовку религиозного сюжета. Лицо на снятой коже св. Варфоломея – автопортрет художника.

В последний день октября 1541 года высшее духовенство и приглашенные миряне собрались в Сикстинской капелле, чтобы присутствовать при открытии новой фрески алтарной стены. Напряженное ожидание и потрясение от увиденного были так велики, а всеобщее нервное возбуждение до такой степени накалило атмосферу, что папа (уже Павел III Фарнезе) с благоговейным ужасом упал перед фреской на колени, умоляя Бога не вспоминать о его грехах в день Страшного суда.

«Страшный суд» Микеланджело вызвал яростные споры как среди его поклонников, так и среди противников. Еще при жизни художника папа Павел IV, который весьма неодобрительно относился к «Страшному суду», будучи еще кардиналом Караффой, вообще хотел уничтожить фреску, но потом решил «одеть» всех персонажей и приказал записать обнаженные тела драпировкой. Когда Микеланджело узнал об этом, он сказал: «Передайте папе, что это дело маленькое и уладить его легко. Пусть он мир приведет в пристойный вид, а с картинами это можно сделать быстро».

Понял ли Папа всю глубину иронии Микеланджело, неизвестно, но соответствующее приказание он отдал. И в Сикстинской капелле снова были сооружены строительные леса, на которые с красками и кистями взобрался живописец Даниеле да Вольтерра. Он трудился долго и усердно, ведь предстояло нарисовать немало всевозможных драпировок. За свою работу он еще при жизни получил прозвище «брачетоне», которое буквально означает «оштаненный», «исподнишник». Его имя навсегда осталось связанным в истории с этим прозвищем.

В 1596 году другой папа (Климент VIII) хотел вообще сбить весь «Страшный суд». Только заступничество художников из Римской академии Святого Луки убедило папу не совершать этот варварский акт.

Окончив «Страшный суд», Микеланджело оказался на пике славы. Он забывал обнажить голову перед папой, и тот, по его собственным словам, не замечал этого. Папы и короли сажали великого мастера рядом с собой.

В конце 1530-х годов Микеланджело в основном занимался архитектурными проектами, которых создал множество, и построил несколько зданий в Риме. Среди них наиболее значителен комплекс сооружений на Капитолийском холме, а также проекты для собора Св. Петра. В 1538 году на Капитолии была установлена римская конная бронзовая статуя Марка Аврелия. Согласно проекту Микеланджело, ее с трех сторон обрамляли фасады зданий. Самое высокое из них – дворец Синьории с двумя лестницами. На боковых фасадах находились огромные, в два этажа, коринфские пилястры, увенчанные карнизом с балюстрадой и скульптурами. Комплекс Капитолия был обильно украшен древними надписями и скульптурами, символика которых утверждала мощь Древнего Рима, одушевленную христианством.

Микеланджело продолжал работать над фресками в капелле Паолина, где создал композиции «Обращение Савла» и «Распятие св. Петра» – необычные и замечательные произведения, в которых нарушены ренессансные нормы композиции. Их духовная насыщенность не была оценена; в них видели «всего-навсего произведения старого человека» (Вазари). Вероятно, у Микеланджело постепенно формируется собственное представление о христианстве, выразившееся в его рисунках и стихах. Сначала оно питалось идеями кружка Лоренцо Великолепного, основанными на неопределенности толкований христианских текстов. В последние годы жизни Микеланджело отвергает эти идеи. Его занимает вопрос, насколько искусство соразмерно христианской вере и не является ли оно непозволительным и высокомерным соперничеством с единственным законным и настоящим Творцом?

Переезд Микеланджело в Рим в 1534 году открывает последний, драматический период его творчества, совпавший с общим кризисом флорентийско-римского Возрождения. Художник сближается с кружком поэтессы Виттории Колонна.

Пережитые события, смерть близких, шестилетняя работа над воплощением человеческого ужаса перед Страшным судом произвели в Микеланджело глубокое нравственное потрясение и надорвали его здоровье. И до этого суровый и необщительный, он теперь сделался еще более мрачным и нелюдимым, всецело погрузился в мир своих идей.

В этих обстоятельствах строки о «преступном и постыдном» веке, в котором не хочется «ни жить, ни чувствовать», нормального человека могут привести на грань самоубийства. Особенно если у него, как у Микеланджело, почти нет родных – в живых оставался только один брат (другой – Буонаррото – погиб в 1528 году во время осады Флоренции).

Примерно в это время пришло известие, что убит один из флорентийских деспотов – герцог Алессандро Медичи. «Тот, кто убивает тирана, убивает не человека, а зверя в образе человека», – отреагировал на это Микеланджело. Откликом на убийство стал и бюст Брута, убившего Цезаря. Лицо Брута излучает сознание своей правоты и презрение к собственной участи.

Как-то один священник выразил сожаление, что Микеланджело не женился и у него нет детей, которым он мог бы оставить «плоды своих почтенных трудов». На что художник возразил:

– Искусство и без женщин доставило мне достаточно терзаний, а моими детьми будут произведения, которые я оставлю после себя; если они не многого стоят, все же поживут.

Конечно, в жизни великого мастера тоже было время, когда он грезил о личном счастье и изливал свои чувства в сонетах, но скоро он сжился с мыслью, что это ему не суждено. Тогда художник полностью ушел в идеальный мир, в искусство, которое стало его единственной возлюбленной. «Искусство ревниво, – говорил он, – и требует всего человека». Большим умом и врожденным тактом должна была обладать та женщина, которая бы поняла Микеланджело.

Он встретил такую женщину, но слишком поздно. Ему уже было шестьдесят.

Ее звали Виттория Колонна маркиза Пескара, внучка герцога Урбинского, вдова известного полководца маркиза Пескара, разбившего французского короля Франциска I. Это была прославленная женщина Чинквеченто, светская инокиня, одна из самых выдающихся поэтесс эпохи Возрождения. Виттория стала вдовой в тридцать пять лет, когда ее горячо любимый муж маркиз Пескара умер от ран, полученных в битве при Павии. До встречи с Микеланджело она целых десять лет оплакивала свою потерю, и плодом этих страданий явились стихотворения, создавшие ей славу поэтессы. Она серьезно интересовалась наукой, философией, вопросами религии, политики и общественной жизни. В салоне маркизы велись живые, интересные беседы о современных событиях, нравственных вопросах и задачах искусства. В ее доме Микеланджело встречали как сановного гостя. Он же, смущаясь оказываемым ему почетом, был прост и скромен, терял всю кажущуюся надменность и охотно беседовал с гостями о разных предметах. Только здесь художник проявлял свой ум и знания в области литературы и искусства.