Читать онлайн «Письма о красотах натуры». Страница 16

Мысли сии побудили меня вновь удивляться мудрому распоряжению натуры и толикому попечению устроителя ее о всех животных. Великий боже! говорил я сам себе: как могу я думать, чтоб ты обо мне не имел попечения, когда ты не презираешь и наипоследнюших тварей и не оставляешь иметь попечение и о презреннейших мушках и червячках. Но ах! что я говорю, в глазах наших кажутся они только презренным, но Ты взираешь на них таковым же оком, как и на прочие свои создания. Ты, произведя и устроив и наипоследнейших насекомых с таковою ж непостижимою премудростью, как и наивеличайших животных, имеешь об них равномерное попечение! Каждому из них назначил Ты особливую пищу, и каждое снабжает довольным количеством оной и всеми нужными им потребностями. Попечение Твое о каждом роде их так велико, что ни которой из них не перевелся еще с начала света, но ведет и да сих времен свою породу и столь скрытыми и утаенными стезями, что никакой ум смертных постигнуть оных не в. состоянии!

Сим и подобным сему образом сам с собою говоря и помышляя, продолжал я малое свое путешествие далее. Множество желтеньких и синевшихся цветков, попавшихся мне на глаза на маленькой лужайке, посреди лесочка находящейся, прервали помышления и, обратив к себе внимание мое, паки воскликнуть побудили. «Ах! Вот уже и милые тараксаконы, вот уже и златожелтые одуванчики! Сии, которых врачебные листки недавно служили нам толь вкусным и здоровым салатом. Смотри, как великолепствуют они теперь множеством своих золотых листочков, и сколько много плоскими шапочками своими украшают лужайку сию. Вот, вот! зацвела уже и духовитая будра. Прекрасный густой пурпур, украшавший согнувшиеся листочки маленьких и под листочками скрывающихся ее цветочков, не умещаясь в оных, разливается по всем листочкам сего произрастения, так что самая верхушка травы сей оттого несколько синеется. Но скоро, скоро круглые листочки ее увеличатся и укроют целые круговины собою, а тамо, под кусточками сими как желтеется целая круговина и множество ранунколов ранних. Они равно как гордятся тем, что натура предписана им первым украшать землю, и спешат исправлять сию порученную им должность» прежде чем расцветут другие цветы и помрачат их лучшими своими красотами.

Между тем, однако, лесочек мой все еще был гол и прозрачен. Зелени кой-где на деревьях было хотя и довольно, но нежные сии и маленькие листочки не производили еще никакой тени и той густоты, которая лесочкам молодым придает толикое множество красот и наиболее их делает приятными. Словом, лес еще далеко не оделся, и потому прогулки в оном не таковы еще были веселы. Сие обстоятельство побудило меня пройтить его скорее и поспешить на главною и просторнейшую лужайку, посреди оного находящуюся. Тамо надеялся я найтить более пищи для своих глаз и более увеселительных предметов, и в надежде своей не обманулся.

Не успел на оную выйтить, как представился мне предмет, обративший вдруг все мое внимание к себе. Было то целое семейство пернатых тварей, разгуливавшее тут по лужку, покрытому молодою травою, тварей, которые толико для нас нужны, которыми одарила нас преимущественно натура и которою мы довольно за то возблагодарить не можем. Было то целое стадо маленьких гусеняточек. Ах! как прекрасны они теперь! сии нежные и слабые твари. Не инако как бархатную одежду они иметь на себе теперь кажутся. Желто-зеленый мягкий и нежный пушок, которым они покрыты, имел столь живой прекрасный колер, что не можно было на него довольно насмотреться. Между ними и старыми гусями не было ни малейшего еще сходства, и если б они нам не таковы были известны, то бы поверить было трудно, чтоб они были дети оных. С каким невинным пиканьем бегали и резвились бедняжки сии тут вокруг своей матери и вокруг маленького корытца, поставленного с водою для оных. С какою нежностью щипали носочками своими молодую травку, и с какою осанкою выступала тут старуха их мать, предводительствующая всеми ими. Казалось, что она гордилась тем, что произвела себе толь прекрасное семейство. С некаким величавым видом переступала она с ноги на ногу, обхаживая вокруг их и оберегая оных от всех зол, могущих случиться с ними. То и дело простирала она взоры свои на все стороны, но то и дело обращала оные и на птенцов своих, толико ей любезных. Товарищ и супруг ее разделял с нею все ее труды и заботы. Он не отходил также ни на пядень от сих маленьких и прекрасных тварей и готов был всякую минуту защитить оных. Несколько времени смотрел я с особливым удовольствием на сие сонмище маленьких и нежных гусеняток и любовался невинными упражнениями их. Мир и совершенное спокойствие господствовало между ими. Но вдруг переменилось явление, и вся сия тишина и спокойствие нарушилось. Где ни взялась маленькая собачонка и потревожила оных. Гонявши без памяти по саду за попавшею на глаза ей бабочкою и отставши от меня на несколько минут, не успела завидеть гусеняток моих, как пустилась прямо на них и летела, как стрела, к маленькому обществу. Боже мой! Как встрепенулись тогда старики гуси, какое началось беганье и пиликанье у гусеняток и какое шипение у старых. С великою яростью и с распростертыми крылами бросились сии навстречу собачонки, и началось такое шипенье и такое хлопанье крылами и оказывание толикой ярости против собачонки, что сия даже устрашилась и, позабыв всю свою храбрость, не знала сама, куда со страху деваться; ибо гуси, не удовольствуясь тем, что ее остановили, гнались еще сами за нею и поразить ее хотели. С великой нуждою ушла она от них и спаслась за кустья. Тогда возвратились гуси власно как торжествуя о полученной над врагом своим победе и о! какое началось у них тогда кричанье, какое гоготанье и какие разговоры с птенцами своими. Истинно не можно было довольно налюбоваться сим зрелищем. Казалось, что все общество их радовалось и веселилось тем, что миновала опасность.

Словом, для меня зрелище сие было так приятно, что я присел тут на несколько минут на дерновой лавочке, чтоб можно мне далее оным повеселиться, и вдался в разные размышления о сих животных. «Коль много должны мы натурою, — говорил я сам себе в мыслях, — что снабдила она нас такими смирными и послушливыми пернатыми тварями. Состоят они почти совершенно в повиновении нашем и делают все, что нам надобно. Натура снабдила их хотя такими ж крыльями, как и прочих птиц, подарила хотя такими ж способностями, как оных, однако они власно как позабывают свою природу и все естественные свои способности и живут безотлучно с нами. Они не отлучаются никуда от нас и не отлетают никуда далеко, но где ни ходят и где ни плавают и где ни гуляют, но возвращаются в наши домы, дают себя запирать, дают себя сажать в неволю и всякий раз, когда нах ни похочется, себя убивать и употреблять в снедь для пропитания ль бы то было или для единого услаждения вкуса. Бесспорно, предают они себя на заколение и не только нас питают теплом своим во все времена года, но производят нам еще многоразличную пользу и после своей смерти. Коль многоразличную выгоду производит нам их мягкий пух и самые перья. Крылья их служат нам для обметания пыли и прочего, крупные перья для писания и изображения наших мыслей на бумаге, а мелкие для набивания наших перин и постелей. Что ж касается до нежного их и мягкого пуха, то коль много нежит и покоит он утрудненные члены и согревает их во время стужи и холода. Чем бы стали мы набивать наши подушки и пуховики, чем бы умягчать наши креслы и софы, если б мы сего пуха не имели и не одолжены были тем гусям нашим. Ах! поистине они весьма нужное для нас творение и нам за них весьма много благодарить должно натуру».