Читать онлайн «Византийское путешествие». Страница 18

«О прекраснейшая Иония, прекраснейшие Лидия, Эолия, Фригия и Геллеспонт… земли… где я жил так сладко… и с юных лет! Теперь же я в печальной ссылке проливаю слезы и горюю, словно на похоронах. О мои любимые города, поля, горы, долины, реки, рощи и луга, источники всякой радости… как тяжко я страдаю, вспоминая вас; и сердце мое, и мысли тают беспрестанно, и я не в силах даже дышать… Анатолия отторгнута от Римской земли! Какое горе! Какая потеря! Мы обитаем ныне в жалких останках тела, которое некогда было величественно и прекрасно, а теперь самые полнокровные его члены отторгнуты. Наше существование проходит в горе и насмешках, с жизнью несовместимых».

Главная улица Изника к востоку от Святой Софии утопает в тени платанов и окаймлена фонтанами, парикмахерскими, кофейнями и аптеками. Даже в самых скромных турецких городках неимоверное количество аптек. После того как мы покинули эту обитель тени и торговой активности, по левую руку возник парк, где расположен имарет Нилюфер Хатун. (Слово «имарет» не имеет однозначного перевода, понятие это приложимо к любой благотворительной организации при мечети: от бесплатной столовой до хосписа.) Изначально это красивое здание предназначалось для странствующих книжников и благочестивых людей. Благодаря скоплению крытых красной черепицей округлых куполов, самый высокий из которых занимает неизбежный аист, и перемежающихся слоев кирпичной и каменной кладки, имарет легко принять за поздневизантийское сооружение. Не исключено, что к его строительству приложили руку греческие мастеровые. Это вполне возможно, поскольку здание было возведено в 1388 году султаном Мурадом I в память о своей матери. Ее турецкое имя Нилюфер Хатун (госпожа Водяная Лилия) скрывает то, что она была дочерью греческого вельможи, вероятно одного из акритов, чье отчуждение от византийского правительства привело к союзу с османами.

Нилюфер была не единственной гречанкой в гареме Орхана, отца Мурада. В 1346 году Орхан женился на Феодоре Кантакузин, дочери императора Иоанна VI Кантакузина. Этот брак вызвал массу пересудов морализирующих историков, мрачными мазками изображающих безутешную принцессу, обреченную до конца своих дней прозябать в турецком гареме, – весьма красноречивый символ жалкого положения, в которое была низвергнута империя. Однако Иоанн Кантакузин и его энергичная дочка смотрели на вещи совсем по-другому. Иоанн VI, один из самых рассудительных поздних византийских императоров, отдавал предпочтение своим турецким соседям, а не ненадежным и эгоистичным западным людям. И Орхан был его верным союзником. Он не притеснял своих подданных христиан и даже немного говорил по-гречески: варвар, но благородный. Нельзя сказать, что это был чисто политический союз: и в византийских, и в турецких источниках говорится о страстной любви Орхана к Феодоре. Турецкий поэт Энвери утверждает, что из трех «прекрасных, как гурии» дочерей Иоанна Кантакузина Феодора была самой пленительной.

Иоанна, без сомнения, немало печалило то, что его замечательный во всех отношениях зять был мусульманином и многоженцем, но императору приходилось делать хорошую мину. Свадьбу сыграли в предместье Селимврии под звуки хоров, труб, флейт и скрипок. Греки и турки веселились несколько дней, после чего Феодора вместе с мужем отплыла в Азию, где ее резиденцией стал город Бурса. Был ли Орхан влюблен в свою юную жену или нет, но относился он к ней с подчеркнутым уважением. Феодоре не пришлось переходить в ислам, и вместо того чтобы оплакивать свою несчастную судьбу, она занялась улучшением жизни христиан и бедняков-турок.

В имарете сейчас находится музей Изника. Здание окружает каменный двор, где саркофаги, надгробные камни, колонны и капители аккуратно уложены среди тщательно подстриженных газонов. Эти обломки дают хотя бы некоторое представление о богатстве и разнообразии исчезнувшей византийской архитектуры, что особенно наглядно демонстрируют различия в капителях. Во времена Константина стандартное великолепие имперским общественным зданиям все еще придавал коринфский ордер. Впоследствии он был несколько изменен: листья коринфского аканта как будто окаменели в тот момент, когда они трепетали под ветром, или же их вырезали настолько глубоко и обрабатывали настолько тщательно, что они стали напоминать кружева. К VI веку мастера совершенно отказались от аканта. Появились плетеные корзины с исчезающими ионическими волютами, переплетающиеся виноградные лозы и смелые розетты в высоком рельефе. Участились варианты с побегами листвы, изливающимися из центральной вазы, почти идентичные образцам капителей, которые извлекли из земли в храме Святого Полиевкта. Таким образом, свежий азиатский ветер вдохнул жизнь в тяжкую махину позднего классицизма.

Керамика в этом музее не столь впечатляюща, как можно было бы ожидать. Гораздо лучшие экземпляры изникского фаянса есть в Лондоне и Нью-Йорке, но, воздерживаясь от преждевременных дифирамбов, заметим, что сельджукская, византийская и ранняя османская керамики зачастую неразличимы. Коричневая или зеленая глазурь, фигуративные мотивы. Особенно распространены животные, птицы и всадники, на некоторых византийских фрагментах встречаются забавные, почти мультяшные птички, клюющие червяков. Но все это – не более чем смутные предвестники того изникского фаянса, который приобрел свою классическую форму вскоре после 1514 года. В этом году султан Селим, метко прозванный Беспощадным, вторгся в Персию, захватил Тебриз и, как часть своей военной добычи, вывез оттуда множество гончаров, которых поселил в Изнике. Но было бы ошибочным считать, что появлению своего фаянса Изник обязан исключительно персидским мастерам: ведь в Тебризе не знали его знаменитого красного цвета. Возможно, он возник благодаря любви турок к контрастным оттенкам или же оказался счастливым открытием какого-то художника-экспериментатора. Как бы то ни было, блистательный период, когда он вовсю использовался при изготовлении керамики, оказался на удивление коротким.

Мощь Османской державы и красота изникского фаянса достигли своего апогея в царствование Сулеймана Великолепного (1520–1566). Этот султан по трудно объяснимым причинам велел умертвить двух своих самых талантливых сыновей, чем нанес непоправимый ущерб порядку наследования престола. В конце XVI и начале XVII века его занимали не слишком подходящие правители: пьяницы, больные, слабоумные, а то и настоящие садисты. Правда, это привело к упадку не сразу. Оставшийся в живых сын Сулеймана Селим II, заслуживший прозвище Пьяница, посвящал свое время вину и поэзии, предоставив управлять государством великому визирю, боснийцу по имени Соколлу Мехмед-паша. В построенной Соколлу в Стамбуле мечети, носящей его имя, можно увидеть самые выдающиеся из известных изникских изразцов. В 1578 году визирь был убит, и султанат быстро впал в анархию. Анатолия постоянно пребывала в состоянии бунта. Во время народного движения, называемого «Великим бегством», тысячи крестьян, изгоняемые со своих земель кочующими бандами тюркских и курдских разбойников, бежали в Европу. Экономику в это время подорвало сильнейшее обесценивание денег, вызванное массовым притоком золота из испанских владений в Америке. В таких условиях трудно было ожидать расцвета столь деликатного и дорогостоящего искусства, как изготовление фаянса. Упадок стал очевиден в начале XVII века, когда красный цвет утратил свою первозданную чистоту. Беспорядки продолжались до середины XVII столетия. Часть Изника была уничтожена пожаром, и гончары перебрались в Стамбул, Кутахью и на Родос. Красный цвет становился все более и более тусклым. В эти же годы жизнь покинула зеленый и голубой цвета. Они поблекли, словно в глазурь добавили слишком много воды. В конце века то, что некогда сравнивали с ярчайшими тюльпанами, превратилось в бурую муть. Секрет был навсегда потерян; с исчезновением своего красного цвета Изник утратил какое-либо значение для окружающего мира.