Читать онлайн «Грязь. Motley crue. Признание наиболее печально известной мировой рок-группы». Страница 15

Однажды, я пришёл на сеанс к аналитику в короткой майке с длинными рукавами, он увидел мои татуировки, и чуть было сам, мать его, не потерял рассудок. Я рассказал ему о моих родителях, и как они общались между собой, когда я был ребенком. На моём следующем сеансе он сказал, что он думал о моей семье всю неделю и пришел к выводу: “В раннем детстве вы наблюдали, что люди рисовали картинки, чтобы общаться друг с другом. Теперь вы используете эти татуировки как вид связи с внешним миром”. Он указал на то, что многие татуировки были символами вещей, которые я хотел иметь в жизни, например, рыбка кои, которую я изобразил на коже задолго до того, как она появилась в пруду нашего дома. У меня также есть татуировка леопарда, и на днях я собираюсь купить этого грёбаного леопарда. Я хочу, чтобы этот крутой котяра лежал на моём диване каждый раз, когда я возвращаюсь домой из тура.

Люди говорят что вы не можете предсказать ваше будущее, что никто не знает, что именно жизнь приготовила для вас. Но я-то знаю, что это полная чушь. Это не просто образы в виде татуировок, которые позднее стали для меня реальностью. Это уходит корнями куда более глубоко. Я предсказал своё будущее, когда мне было три года, своим ребяческим стремлением производить как можно больше шума с помощью горшков и кастрюль, выстроенных в ряд на кухонном полу, по которым я колотил ложками и ножами. Мой друг Джеральд говорит мне теперь, что тогда-то я и осознал в своей душе, чего я хотел от жизни на самом деле. И тот день, когда я начал производить этот ужасный грохот посредством маминой кухонной утвари, был днем, когда я обнаружил в себе это стремление. Но в то время я ещё не подозревал об этом. Я был слишком глуп.

Вместо этого, когда я увидел, как молочник играет на аккордеоне, я решил, что я хочу учиться играть на аккордеоне. Поэтому я забросил свою детскую ударную установку, которую купили мне мои родители, чтобы держать посуду в чистоте подальше от пола, и начал брать уроки игры на аккордеоне вместе со своей сестрой. Затем учитель танцев увлёк нас своими занятиями, моя сестра и я настолько загорелись этим, что начали заниматься стэпом и присоединились к балетной труппе, которая мне нравилась намного больше, т.к. там я мог танцевать с девочками. Какой там, на хрен, бейсбол в парке с другими парнями: я только и желал, чтобы пообниматься с девчонками.

После танцев я бредил пианино, но оказалось, что это всего лишь гребаная зубрёжка, я играл гаммы много раз подряд, пока мне не захотелось убивать людей, и начать хотелось прямо с моего учителя по фортепиано. Затем я увидел в комиссионном магазине гитару и зациклился на гитаре. Мой аккордеон был электрическим, фирмы «DaVinci», я пропускал его звук через дисторшн, что звучало чудовищно, и играл на нём «Smoke on the Water», пока моя мама, наконец, не сломалась и не купила мне эту гитару. Я играл на ней через тот же аккордеонный усилитель так громко, как только мог. Окна были открыты, так что каждый по соседству знал, что у меня теперь есть долбаная гитара. Я даже вытаскивал всё это во двор и рубал там, чтобы все могли меня видеть. Не знаю почему, но я хотел, чтобы люди обратили на меня внимание. Я до сих пор так поступаю: я делаю какие-то вещи потому, что они мне нравятся, но при этом мне необходимо признание. Это всегда приносило мне массу удовольствия, но и доставляло кучу хлопот.

К счастью, никакие Свидетели Иеговы не заглянули в наш дом, когда я был ребенком, иначе, вероятно, я торговал бы сейчас Библиями. Вместо этого, после того, как в школе меня приняли в маршевый оркестр для игры на малом барабане во время футбольных матчей, я вновь возвратился к ударным, которые с тех пор всегда были у меня на первом месте. Мой отец купил мне мой первый малый барабан на Рождество. Это была не какая-нибудь картонная коробка, чувак, не гребаная крашеная консервная банка и не перевёрнутый вверх дном горшок. И, если бы мой папа не заставлял меня сидеть и зубрить все эти гаммы на пианино, изучать такты, ритмы и размеры, я никогда бы не научился стучать за такое короткое время.

Поскольку я пишу эти строки в то время, когда мой отец лежит на смертном одре, я не знаю, как я могу воздать ему за всё то, что он когда-то сделал для меня. Я наблюдаю, как он медленно умирает — ему, вероятно, осталось жить год, максимум — и, когда он смотрит на меня, слёзы текут из его глаз. А когда я смотрю на него — на этого человека, который только и делал, что всегда поддерживал меня — я не могу помочь ему, и только лишь плачу. После покупки барабана, он заключил со мной соглашение, что остальную часть ударной установки я должен буду приобрести самостоятельно. Он сказал мне: “Я не буду покупать её для тебя потому, что в этом случае ты не будешь её ценить. Но я помогу тебе, и наше соглашение служит для того, чтобы, если что-то пойдёт не так, и ты просрочишь свои платежи, я всегда смогу прикрыть тебе спину”. Затем он, чёрт побери, помог мне оборудовать комнату в гараже с настеленными на пол коврами, дверью из двойного слоя фанеры и звукоизоляцией, сделанной из картонных коробок из-под яиц. Мои родители оставляли свой автомобиль на улице только для того, чтобы я мог иметь звукоизолированную комнату для упражнений. И тогда, когда я был готов к тому, чтобы приобрести свой первый автомобиль, мой отец снова заключил со мной соглашение о ссуде. Он никогда не мог пройти и мили, гуляя со мной за руку, но, если я вдруг падал, пытаясь ходить самостоятельно, он всегда поднимал меня.

Теперь у меня была моя собственная комната для упражнений, каждый ребенок в школе, который когда-либо играл или просто видел гитару, хотел производить впечатление, играя рок, и обычно это были одни и те же песни «Лед Цеппелин», которые игрались снова и снова. Не многие родители позволили бы своим детям делать это в их доме. Единственное правило, которое установили мне мои предки — никакой музыки после десяти вечера, и я его соблюдал. Какое-то время, по крайней мере.

Музыка была всем, о чём я думал в школе: моими любимыми предметами были музыка и рисование, где я со своими друзьями мог делать рок-н-рольные майки. Также я наслаждался игрой в волейбол в составе смешанных команд (мальчики и девочки). Правда, это не имело никакого отношения к музыке, но имело много общего с рок-н-роллом, если вы понимаете, о чём я говорю.

Каждый день я ходил на свои три любимых урока, а затем пропускал остальную часть школьных занятий и колотил в свои барабаны весь день, пока мои родители были на работе. Перед тем, как моя мать приходила домой, я выходил погулять, чтобы убить немного времени, а затем возвращался домой, как будто я только что пришёл из школы. Это был хороший план, пока я не начал заваливать восьмой класс.