Читать онлайн «Богдан Хмельницкий». Страница 53

Однако он прекрасно понимал — это не конец борьбы. Никто, начиная от короля и кончая последним шляхтичем, имевшим на Украине свой хутор, не смирится с этим. В пути ему доносили, что отдельные отряды польских войск уже нападают на оставленные им гарнизоны казаков, снова издеваются над населением. 2 декабря 1648 года в Остроге, куда к нему прибыл королевский посол Чижовский с письмом, содержащим просьбу прекратить войну, он вынужден был издать специальный универсал к польской шляхте, чтобы не угнетали крестьян и не душили православную веру. «Желаем, — писал он, — чтобы вы не имели никакой злобы ни к своим подданным, ни к русской религии, а наоборот, сохранили к нам свое благоволение и оставили нас в покое, чтобы уже больше не тешился враг. Не приведи господи, чтобы до нас дошла весть о том, что некто упрямый и злой снова начал проливать крестьянскую кровь и убивать бедных людей, чем нарушил бы покой и мир, установленный его королевским величеством и, очевидно, привел бы к еще большему разорению Речи Посполитой».

Да, войне нет конца, как нет конца вероломству шляхты. И снова мысль его обращалась к союзникам, на которых можно было бы опереться в этой войне.

Он знал, что не все ему рады и в Киеве. И первым, кто не желал этой встречи, был преемник доброй памяти митрополита Петра Могилы нынешний митрополит киевский Сильвестр Косов. Ведь, казалось бы, должен он поддерживать Хмельницкого, ибо борьба против польского магнатства — это и борьба против унии за веру православную. Но, видно, митрополиту личное благо ближе и дороже народного дела. А это благо в привилеях, данных митрополиту королем и делающих его независимым.

Вот только что посланец от полковника Нечая рассказал ему, что когда в июле из Киева ушел отряд казаков, польская и часть украинской шляхты, воспользовавшись этим, с помощью митрополита восстановила в городе власть польского государства. А когда неделю тому назад Нечай поднял в Киеве восстание мещан и казаков против шляхты и повстанцами были захвачены киевский замок с пушками и боевыми припасами, а также городская ратуша, Косов отнесся к этому враждебно.

В Киеве находился иерусалимский патриарх Паисий, который неоднократно высказывал через Мужиловского свое доброе отношение к Хмельницкому и освободительному движению. Было бы хорошо с его помощью договориться с Косовым, слово которого имело большой вес.

Перед въездом в Киев остановились в Житомире. Тут распределили, каким полкам где стоять, кому надлежит войти в Киев вместе с гетманом, приняли киевских гонцов, которые сообщили о готовящейся торжественной встрече. Войско привело себя в порядок и двинулось дальше.

Было 17 декабря 1648 года. С утра из-за лесов, застывших в немом ожидании дня, среди чистого неба взошло алое солнце, и день обещал быть таким же светлым и ясным. Хмельницкий увидел в этом хорошее предзнаменование, и настроение стало еще более радостным. Волнение от предстоящего въезда в город и встречи с ним еще больше усилилось, когда за верхушками сосен показались золоченые с крестами башни Софийского храма и других церквей, и потом, когда еще за городом за речкой Лыбедь надвинулась огромная толпа киевлян с радостными возгласами:

— Слава Хмелю, слава гетману! Слава нашему спасителю и освободителю!

В чистый, морозный воздух полетели шапки. Его серебристо-белый чистокровный конь, убранный в дорогую украшенную каменьями сбрую, шарахнулся в сторону, но, зажатый с обеих сторон толпами людей, попятился назад и, почувствовав сильную руку седока, раздвинул толпу грудью и пошел вперед. За ним — остальные. А толпа все увеличивалась, и гул ее нарастал с каждой минутой.

Статная фигура гетмана, облаченная в расшитый золотом малиновый венецианского бархата кунтуш, из-под которого был виден дорогой жупан и широкий турецкий шелковый пояс с заткнутой за него булавой, гордо возвышалась над толпой.

Рядом с гетманом на поджаром жеребце ехал юный розовощекий удалец — сын Тимош. Он был в роскошном казацком наряде. Слева свисала сверкающая золотым убором турецкая сабля, подарок отца.

За ними ехали генеральные хорунжие, каждый из которых держал распущенное кармазино-белое знамя. Рядом с ними — бунчужные с серебряными гривами бунчуков. А далее — генеральный писарь Выговский, старшина и есаулы. За ними стройные массы полков.

Хмельницкий, улыбаясь, смотрел на толпу, и законная гордость переполняла его. Сквозь сплошной гул и возгласы ему что-то радостно прокричал Тимош, он хотел обернуться, но в это время из-за руин Золотых ворот, где толпилась самая густая масса людей, выехали широкие сани, за которыми спешили вооруженные всадники. Когда сани подъехали ближе, он увидел в них Сильвестра Косова. Суровые глаза его были устремлены на Хмельницкого, а губы зло произносили какие-то слова, стараясь, чтобы они доходили до ушей сидевшего рядом старика, среднего роста, широкого в плечах, с длинной черной без проседи бородой, бодро улыбающегося.

«Это же патриарх Паисий! — пронеслась радостная мысль, и Хмельницкий пришпорил лошадь. — Какая великая честь! Это много значит для нашего дела. Об этом еще долго будет говорить вся Украина!»

Хмельницкий подъехал к саням и, спешившись, приложился к протянутой патриархом крепкой жилистой руке. Потом поцеловал протянутую руку Косова, который указал ему на место в санях по правую от себя руку. Когда он садился в патриаршие сани, в Киеве зазвенели все колокола, и радостный звон их разнесся далеко в окрестностях. Громче всех звучал большой колокол Софийской звонницы. За колоколами загремели пушки.

Развернувшись, сани медленно двигались к руинам Золотых ворот, густо облепленным людьми, а со всех сторон неслись, перекрывая все другие выкрики, возгласы:

— Слава Хмелю!

— Слава гетману Богдану Хмельницкому!

Около Золотых ворот их встретили войт — глава городского магистрата, райцы[76] и речники[77] киевских цехов с хлебом-солью. Бурмистр под бессвязную речь, в которой только и можно было разобрать «вождь из вождей» да «благовестник свободы», на драгоценном блюде поднес гетману ключи от города. Хмельницкий принял их и передал обозному. Потом горячо обнял и расцеловал городских представителей.

И снова отовсюду неслось нескончаемое: «Слава! Слава!»

Под эти возгласы, гром пушек и звон колоколов сани с патриархом, митрополитом и гетманом, сопровождаемые старшиной и казаками, проехали Золотые ворота и приблизились к храму Софии.

Когда вышли из саней и направились к храму, их приветствовало все киевское духовенство, желая гетману и его войску многие лета.