Читать онлайн «Женщины вокруг Наполеона». Страница 41

Итак, все это было весьма не по вкусу итальянке. Минутные тайные посещения первого консула ее квартиры на улице Шантерен, его любовь «sans soins et sans charmes» не удовлетворяли ее горячего, гордого сердца. Не родилась ли ведь она в той стране, где женщины любят ради самой любви? Она была избалована мужчинами. Они лежали у ее ног, умоляли и ожидали, чтобы богиня уделила им несколько крох от своих милостей. С Наполеоном дело было иначе. Ему некогда было тратить много времени на любовные прелюдии; может быть, по дороге к Джузеппине у него в голове рождался один из его гигантских планов и его уже брало нетерпение как можно скорее занести этот план в своем кабинете на бумагу. Наполеон не дожидался разрешения; он прямо брал то, что считал своим по праву, и после награждал по-царски звонкой монетой.

Джузеппина вскоре утешилась. Знаменитый молодой скрипач Род умел несомненно лучше первого консула играть на струнах нежной страсти. В один прекрасный день она сбежала вместе с ним, унеся с собой лишь воспоминание о случайных моментах любви героя. Она поехала с Родом в Германию, Англию, Голландию и Италию и повсюду пожинала артистические лавры. Наполеон не рассердился на нее за это бегство. Когда она со своим возлюбленным снова вернулась во Францию, она была встречена с распростертыми объятиями. Император наименовал ее в 1808 году примадонной «Театра Императрицы» с годовым окладом в 36000 франков, не считая богатых денежных подарков, которыми он осыпал Джузеппину. Род также не был забыт. Он давал в Париже концерты, на которых Наполеон за свою ложу платил по 1200 франков. Как прежде при дворе первого консула, Грассини пела теперь при императорском дворе. Ее доход из императорской казны доходил между 1807 и 1814 годом до 70 000 франков ежегодно. Кроме того, она имела право давать концерты, сбор с которых целиком поступал в ее карман. В 1809 году она вместе с другими артистами сопровождала императора в Германию и получила за эту поездку 100 00 франков вознаграждения; даже за маленькую поездку из Парижа в Фонтенбло в 1810 году ей было заплачено 1356 франков путевых издержек, не считая значительного денежного подарка.

В обществе, как и на сцене, Джузеппина Грассини имела огромный успех. Все салоны как иностранной, так и местной аристократии были открыты для нее, хотя при ее благородной, величественной внешности у нее были очень вульгарные манеры. При этом еще ее весьма неизящный итальянский акцент, с которым она говорила по-французски и по-английски. Она не была умна, но обладала оригинальным итальянским юмором, который зачастую вызывал величайшую веселость. «Всюду принятая, всюду встречаемая с полным радушием, – писала мадам Ансело, – обладая живой, искренней и оригинальной натурой, мадемуазель Грассини говорила на чем-то вроде жаргона из смеси итальянского и французского языка, свойственного только ей одной, который позволял ей говорить все что угодно, делать самые смешные замечания и рискованные признания; и если кто-нибудь находил нечто шокирующее и неприличное в ее разговоре, она относила свои тактические ошибки к незнанию языка».

Однажды в 1838 году в одном парижском обществе, где присутствовала Джузеппина Грассини, речь зашла о Наполеоне и Людовике XVIII. Поднят был шутливый вопрос о том, что сказали бы друг Другу оба монарха, если бы встретились в Елисейских полях. Каждый делал свое предположение. Вдруг Грассини заявила с ребяческой наивностью: «Я уверена, что Наполеон сказал бы Людовику XVIII: почему ты не продолжал платить пенсии моей милой Грассини?». Ее откровенность, с которой она говорила самые щекотливые вещи, была прямо поразительна. Известно, например, ее довольно-таки крепкое словцо по поводу отличия певца Крешентини, которому Наполеон дал орден Почетного Легиона. О своих отношениях к Наполеону и герцогу Уэллингтону она говорила без всякого стеснения и без малейшего чувства такта. Она вообще никогда не испытывала чувства неловкости, выбирая своих любовников среди врагов императора. Лорд Лондондерри и его отец сэр С.-Стьюарт, английский посланник в Париже, лорд Моунт-Эджкэмб и лорд Кэстльри, первый агент коалиции против Наполеона, принадлежали к числу ее интимнейших друзей.

Относительно оценки Грассини как артистки мнения критики расходятся. Одни считают ее одареннейшей и лучшей певицей своего времени, другие же, вроде «Dictionary of Music by Grove», видят в ней только посредственную дилетантку. Но все они сходятся во мнении относительно необычайной подвижности ее голоса, который она могла из контральто превратить в чистое и мягкое сопрано. Де-Кенси прямо бредит ее пением, производившим на него неотразимое впечатление. «Ее голос, – пишет он, – был самым очаровательным, какой я только когда-либо слышал или когда-либо услышу. Я трепетал от счастья, когда я слушал божественную Грассини. По моим членам пробегала дрожь, когда приближался момент ее появления на сцене. Дрожа, поднимался я со своего стула, не будучи в состоянии сидеть спокойно, когда этот небесный, подобный арфе голос раздавался в торжественной, благоговейной тишине всего зала». Несомненно, очевидно, что природа наделила ее щедрой рукой. Никто не умел, как она, говорить прямо сердцу своим пением. Недостаток школы и техники она с избытком выкупала теплотой к страстью исполнения.

Джузеппина Грассини вплоть до первого отречения Наполеона восхищала парижан своим пением. Затем она уехала в артистическое турне и вернулась снова во Францию только уже после окончательного падения императора, чтобы стать любовницей лорда Уэллингтона. Сияние прежней славы Наполеона как бы еще продолжало окружать певицу. Оно создавало вокруг ее личности ореол, который придавал ей больше интереса, чем ее качества как артистки и женщины. Леди Бургерш, племянница лорда Уэллингтона, слышала Грассини в салоне английского посланника в Париже и говорила, что тот интерес, который возбуждала певица как бывшая любовница низверженного Наполеона, не поддается описанию. Ирландский герцог завладел возлюбленной своего противника, как и многими другими вещами, которые прежде принадлежали императору. Теперь Клеопатра пела ему, как прежде цезарю в Тюильри:

и Уэллингтон, «этот милый Виллентон», как его называла Джузеппина, не заставил себя дважды просить об «un sguardo sereno d\'amor». Только он далеко не был так щедр, как Наполеон. Избалованная женщина должна была теперь довольствоваться более скромными предметами кокетства, чем в те времена, когда она черпала из императорской казны. Ее счета у придворного поставщика модных товаров Леруа представляют любопытные документы, показывающие, что расточительная Грассини, через руки которой когда-то проходили миллионы, должна была теперь быть скромна в своих издержках, как любая буржуазна. В декабре 1815 года Леруа представил ей следующий незначительный счет: