Читать онлайн «Хуарес». Страница 32

Впрочем, другого выхода не было. 17 июля 1861 года правительство Хуареса внесло на рассмотрение конгресса закон, приостанавливающий на два года выплату процентов по иностранным займам. В тот же день закон был одобрен 112 голосами против 4. Сообщая об этом в письме Хуану-Антонио де ла Фуэнте, послу Мексики в Европе с резиденцией в Париже, Хуарес писал: «Я твердо уверен, что передышка, которую мы получим благодаря принятому закону, будет способствовать полному умиротворению страны, возрождению наших доходов и кредита, что быстро спасет нас от анархии и полного распада нашего общества. С этим убеждением мы приняли упомянутый закон, и мы полны решимости осуществить его, готовы стойко встретить могущие последовать опасности и угрозы, которые в любом случае менее катастрофичны, чем неизбежная гибель, угрожавшая нам».

Хуарес просил Хуана-Антонио де ла Фуэнте попытаться разъяснить правительствам Франции и Англии позицию Мексики и добиться от них согласия на провозглашенный конгрессом мораторий. Это письмо было написано на следующий день после того, как посол Франции де Салиньи порвал, а посол Англии Уайк временно прекратил дипломатические отношения с Мексикой в знак протеста против закона о моратории.

Реакционные правительства европейских держав не жаловали и до этого своими симпатиями Хуареса.

Вернувшись в Мехико, правительство Хуареса было вынуждено выслать из страны архиепископа Гарсиа-и-Бальестероса и объявить «персона нон грата» — нежелательными лицами — дипломатических представителей Ватикана и Испании, яростно и открыто поддерживавших клику Мирамона и призывавших к расправе с конституционалистами. Франция и Англия только накануне разгрома Мирамона признали правительство Хуареса и назначили при нем новых дипломатических представителей: первая — графа Пьера Элизодора Альфонса Дюбуа де Салиньи, вторая — сэра Чарлза Леннокса Уайка.

Де Салиньи в течение десяти лет до своего назначения в Мексику занимал мелкую должность в министерстве иностранных дел Франции, на которой ничем особенным себя не проявил. Получил он назначение в Мексику по рекомендации своего предшественника Габриака, с которым его связывали дружеские отношения. Крайний реакционер, вспыльчивый и неуравновешенный, честолюбец и прожектер, де Салиньи мечтал о блестящей дипломатической карьере. Он поставил перед собой задачу обогатить Наполеона III, его родственников и самого себя за счет Мексики, заставив ее признать долг Жеккеру. Швейцарский банкир обещал 30 процентов сводному брату Наполеона III герцогу де Морни, председателю законодательного корпуса, если тот обеспечит ему возврат этих капиталов. Морни, действовавший с согласия Луи Бонапарта, охотно пошел на сделку. Его доверенный лицом стал де Салиньи. Чтобы Франция получила возможность официально выступить в роли опекуна Жеккера, ему было предоставлено французское подданство.

Приступив к своим обязанностям посланника, де Салиньи угрожал: «Если мексиканцы откажутся повиноваться, я начну бить стекла!»

Мексиканцы отказались повиноваться, и де Салиньи стал вести себя весьма вызывающе и буйно, угрожая, с одной стороны, правительству Хуареса всякого рода санкциями и дипломатическим разрывом, а с другой — призывая французское правительство применить силу — послать к берегам Мексики военный флот, обстрелять и занять ее порты, прибегнуть к другим «варварским действиям, которые должны были бы образумить» неотесанного индейца Хуареса.

У де Салиньи возник конфликт с правительством Хуареса в связи с изъятием властями ценностей, спрятанных в столичном монастыре «сестер милосердия». Де Салиньи направил резкую ноту протеста правительству Хуареса, в которой заявил, что считает обыск монастыря «прямым и сознательным оскорблением правительства императора, под покровительством которого находятся во всем мире сестры милосердия». Де Салиньи угрожал разрывом дипломатических отношений с Мексикой, если изъятые ценности не будут возвращены упомянутым «сестрам». Его угрозы не нашли тогда поддержки в Париже, и он был вынужден несколько сбавить тон в своих отношениях с правительством Хуареса.

Де Салиньи нашел в лице британского посланника Уайка единомышленника и союзника. Назначенный в Мексику еще в 1860 году, Уайк не спешил занять свой пост, пребывая около года на водах во Франции, где он лечил застарелую подагру. В Мехико он появляется только в мае 1861 года. Он быстро находит общий язык с де Салиньи, у которого черпает информацию о положении в стране. Три недели спустя после своего приезда в Мексику Уайк докладывал в Лондон: «Патриотизм в общепринятом понятии этого слова здесь не известен; ни одна из местных партий не располагает выдающимися людьми. Группировки враждуют, преследуя наживу или месть, в то время как страна падает все ниже, а ее жители становятся все более примитивными и подлыми. Таково положение в настоящее время в Мексике, и добиться справедливости или удовлетворения (имеются в виду интересы иностранных кредиторов. — И. Л.) от подобного народа путем убеждения и угроз имеется мало шансов, он разумеет только один язык — силу».

Такую же точку зрения высказывал британскому правительству капитан Олдхем, командовавший британским морским отрядом в Карибском море, суда которого вот уже около трех лет как маячили на виду у Веракруса. Олдхем настаивал на оккупации английскими войсками тихоокеанских и атлантических портов Мексики и захвате действовавших гам таможенных постов.

Призывы французских и английских дипломатов к применению силы находили положительный отклик в правительственных кругах Парижа и Лондона, девизом которых являлись «политика канонерок», обстрел, вторжение, оккупация и захват территорий, население которых «оскорбляло» флаг Великобритании или Франции или просто имело смелость не давать себя грабить пиратам и разбойникам, представлявшим эти державы.

Вот почему де Салиньи и Уайк сочли себя вправе, не дожидаясь инструкций своих правительств, порвать дипломатические отношения с правительством Хуареса после того, как был принят конгрессом закон о прекращении сроком на два года выплаты по внешним займам. Они были уверены, что их правительства на этот раз не только одобрят их действия, но используют спровоцированный ими конфликт для примерного наказания строптивой Мексики, чтобы нищим странам впредь было неповадно нарушать свои «священные» обязательства но отношению к финансовым магнатам великих держав — этим грозным и мстительным богам буржуазного мира.

Де Салиньи и Уайк в своих расчетах не ошиблись.