Читать онлайн «Лодыгин». Страница 18

Надраенная медь сверкала на солнце до рези в глазах и восторга в сердце. (Это после, через годы, глядеть им на нее станет невмоготу, и кадеты тайком будут во время краткого воскресного отпуска переодеваться в штатские платья.)

Для вседневного ношения — фуражки темно-зеленого сукна с красным суконным околышем, куртки темно-зеленые к серым брюкам.

Но самое интересное, конечно, оружие. Кадетам полагались тесаки с медными эфесами в ножнах, а для учений — разнообразные ружья. У офицеров и солдат — пехотные кремневые, переделанные в ударные, и новые ударные образца 1845 года; карабины, пистолеты кремневые и солдатские новой ударной системы; шашки казачьи и кавалерийские драгунские; пики тяжелые кавалерийские — словом, целый арсенал, которым предстояло овладеть на занятиях в корпусе и в летних лагерях.

В коридорах, классных комнатах и спальнях висели батальные картины и портреты героев — гренадера Коренного, рядового Архипа Осипова, генералиссимуса Суворова…

В корпусной библиотеке — «18 книг — о путешествиях, 67 — по словесности, 112 — по истории, 104 — военные, 107 — периодических российских изданий» (собственно, почти все журналы и газеты России той поры).

За стеклом шкафов физического кабинета поблескивали барометр, термометр, микроскоп — дорогостоящие и редкие тогда приборы. Особенное любопытство вызывал своеобразный «калейдоскоп русской хронологии», собранный педагогами и воспитанниками, — обломки горшков из развалин древних славянских городищ, бронзовые фигурки животных из курганов, археологические находки из бывшей столицы Золотой Орды… Коллекция минералов, гербарий тамбовской растительности. Всего понемногу.

Учителя преподавали, воспитатели и наставники воспитывали. Разграничение обязанностей у них было четкое. Знание — от первых. История российская, всеобщая и естественная, математика, русский язык и словесность (литература), французский и немецкий языки, чистописание, закон божий, гимнастика, пение, танцы — в ведении педагогов. Воспитание нравственности, дисциплина, здоровье — в ведении офицеров-воспитателей. Ко вторым адресовались соответствующие инструкции и приказы Главного управления военно-учебных заведений — высшего начальства всех 12 кадетских корпусов империи, которые требовали в отношении кадет — будущих воинов «сбережения и подкрепления их здоровья, развития и усовершенствования телесных сил, дабы сделать их способными к перенесению трудов военной жизни». Потому воспитанники должны были вести «жизнь деятельную, простую и правильную, получать доброкачественную пищу, исправную и удобную одежду, пользоваться свежим воздухом и содержать себя в опрятности и чистоплотности, для чего… ежедневно умываться 3 раза, ходить в баню каждую неделю, а летом на купанья — и того чаще. Переменять носильное белье два раза в неделю, постельное — через 7 дней». (Чистота в корпусе делала свое дело — кадеты редко болели. Александр Лодыгин — всего один раз легкой простудой.)

На заседаниях воспитательного комитета обсуждалось такое понятие, как чувство долга. Одна из резолюций комитета гласит: «Истинная честь нераздельна с истинною нравственностью, основанием которой должно быть добросовестное выполнение того, что требуется долгом. Главнейшие нравственные качества суть: власть над собою, стремление к своему усовершенствованию, готовность помочь ближнему, деятельность, любовь к порядку, честность, бескорыстность, правдолюбие, твердость духа и скромность».

Воспитатели должны были вырастить такого офицера, который выполнит любой приказ, не размышляя, который не обманет товарищей и солдат ни на копейку, который «за царя и Отечество» будет готов сложить свою голову, который пойдет впереди атакующих во весь рост (вредность этой бравады, стоившей многих жизней, поймут много позже).

Среди воспитателей, проводивших эти резолюции и инструкции в жизнь, выделяются фигуры капитана Савостьянова — командира неранжированной роты и штабс-капитана Мамчича — инспектора классов. Именно на их долю выпадало, решая, какое наказание применить за проступок, «соблюдать строгую справедливость и соразмерность… с прежним поведением воспитанника и в особенности с намерением, которое служило побуждением поступка».

Александр Лодыгин в Тамбовском корпусе строго (розгами) не наказывался, да и всего-то телесных наказаний применено было несколько за два года, но, по мнению капитана Савостьянова, они должны были сыграть немалую роль «в воспитании других кадет».

26 мая 1862 года Александр Лодыгин с товарищами на вечернем сборе выслушал вот такую речь обычно добродушного, а сегодня рассерженного капитана Савостьянова:

— Позавчера кадет Аркадий Томашевич был оставлен без блюда за то, что ударил кадета Константина Медякиса. После этого кадет Томашевич тайно взял у кадета Медякиса галстук и подтяжки и бросил их в судно.

Принимая во внимание, что кадет Аркадий Томашевич сделал это с целью, чтобы товарищ его был наказан за небрежение ротных вещей, считаю этот поступок выходящим за рамки детских шалостей.

Поскольку дважды до этого кадет Томашевич был подвергаем снисходительным взысканиям, воспитательный комитет нашел нужным наказать кадета Аркадия Томашевича телесно. На первый раз — тремя розгами — и дополнить его характеристику соответственно содеянного им поступка.

В характеристике Аркадия Томашевича появилась запись: «груб с товарищами; злопамятен».

Изменение характеристики влекло за собой снижение одного балла за поведение и усиление надзора.

Капитан Савостьянов, под неусыпным оком которого (он и дневал и ночевал в корпусе, где жила и его семья) находились все 90 воспитанников, был добродушным и мягким человеком, но неожиданно быстро взрывался, когда замечал чванство и высокомерие в десяти-двенадцатилетнем подростке.

Сам дворянин, он знал, чем можно потрясти душу юного зазнайки, с детства слышавшего, что принадлежит он к единственному сословию на Руси, освобожденному от телесных наказаний, сословию правящему, высокопоставленному.

Много хлопот капитану доставлял однокашник Лодыгина — барон Фридрих Эмилий фон Виннинг. То учинит беспорядок в строю, то грубит товарищам: я, мол, барон! А во время прогулки вдруг бросил палку в служителя Янкелевича: ведь тот «выкрест из евреев».

Кичливого фон Виннинга наказывали розгами дважды, причем второй раз десятью ударами. Переносил наказание барон ужасно — плакал, причитал. Чваниться перестал, но учеба ему не давалась и из отстающих он не вылезал.

…Самым страшным детским пороком в Тамбовском корпусе считалась лживость. Если за дерзкий ответ воспитателю или педагогу, за драку между собой, за леность и плохо выученный урок дети наказывались лишением сладкого блюда, стоянием у барабана, вывешиванием фамилии на черной доске, то за вранье ждала самая суровая кара — отлучение от общества. Особо, кучкой, сидели они в классе, особо — в столовой. Словам их долго не верили и просили представить поручителя из товарищей. Снимали же позорную кличку враля по прошествии долгого времени.