Читать онлайн «Революционное самоубийство». Страница 73

Мы также сумели вызвать международный резонанс. Вскоре группы из других стран стали обращаться к нам с просьбой прислать наших лекторов. В то время мы по-прежнему считали себя революционными националистами, другими словами, чернокожими националистами в Соединенных Штатах, занявшими революционную позицию. Мы еще не разработали свою международную политику. Однако некоторые члены нашей партии уже выступали за пределами Штатов и объясняли нашу политическую платформу, а также сущность американского варианта угнетения. В том числе представители нашей партии посетили и Японию. Группа революционно настроенных японских студентов «Дзенгакурен» пригласила «Черных пантер» выступить на нескольких конференциях, организованных «левой» молодежью. Для поездки в Японию мы выбрали Кэтлин Кливер (недавно она стала женой Элдриджа) и Эрла Энтони из нашей партии. Эрл был бакалавром из Лос-Анджелеса. Несмотря на проблемы, которое Лос-анжелесское отделение партии с ним имело, Эрл считался компетентным, четко выражающим свои мысли человеком, и поэтому подходил на роль оратора. На Гавайях Кэтлин и Эрл задержались, у них возникли проблемы с получением виз в японском консульстве. Кэтлин решила вернуться, и Эрл отправился дальше в одиночку.

Однако в Японии все пошло не так, как планировалось. Вместо того, чтобы изложить позицию партии, Энтони познакомил японцев со своим личным мнением об отношениях черных и белых и рассказал им о том, как черный мир будет бороться с белым и как белому миру придет конец. Его речь была довольно проста и была полностью созвучна позиции Стокли Кармайкла. Энтони не высказал заинтересованности проблемами классовых взаимоотношений и даже не пытался описать их применительно к Америке. Для него вся проблема заключалась в расизме, что не могло не привести к сепаратизму.

Я прослушал запись нескольких японских конференций, которую принес мне друг, и очень рассердился. Японские студенты разгромили Энтони направо и налево. Они задавали ему хорошие вопросы — вопросы, в которых противоречия рассматривались с точки зрения диалектики, тогда как Энтони привык к вещам абсолютным. Он зациклился на том, что белые угнетают черных. Разумеется, расизм не в последнюю очередь виноват в наших проблемах, но он вписан в более широкий контекст. По иронии судьбы, именно японские студенты выразили подлинную позицию нашей партии, указав другие, кроме расизма, причины и обстоятельства, осложняющие отношения черных и белых в Америке. Энтони не оправдал возложенных на него надежд, увлекся индивидуализмом и тем самым сузил возможности международного сотрудничества. Не удивительно, что японские студенты разочаровались в нашей партии. И по сей день я не знаю, была ли Кэтлин Кливер как-то причастна к провалу Энтони в Японии. Кэтлин действительно любила партию, но я сомневаюсь, что она или Элдридж когда-либо принимали нашу идеологию полностью.

Так или иначе, прослушав записи, мы почувствовали отвращение. Центральный комитет осудил Энтони и освободил от всех обязанностей, имеющих отношение к щепетильным вопросам. Энтони вернулся в Лос-Анджелес и какое-то время продолжал сотрудничать с партией, но потом ушел от нас и написал о нашей партии поверхностную книгу оппортунистического содержания. За этого его исключили. Да, нам были нужны писатели, которые помогли бы нашему делу, но мы не нуждались эгоисты.

Подобного рода инциденты действуют угнетающе, если ты не можешь разобраться с ними лично. Впрочем, возможно, это было и к лучшему, что тогда я сидел в тюрьме, ведь я пал жертвой полицейского заговора. В этом смысле, мое пребывание в тюрьме служило внешнему миру постоянным напоминанием о возмутительных поступках полиции. Каждый день, что они держали меня за решеткой, я все больше и больше превращался в символ жестокого обращения полиции с бедняками и неграми, а также служил живым укором обществу, упрекая его в равнодушии к несправедливым моментам судебной системы. Лозунг «Свободу Хьюи!» набрал большую силу, и эти слова уже касались не только лично меня, а стали призывом к освобождению всех негров.

Однако те одиннадцать месяцев, которые я провел в Аламедской тюрьме в ожидании суда, дались мне нелегко. Тюремный режим просто убивал меня, кормежка была ужасной, а охранники — продажными. Большую часть своего срока я провел в одиночной камере в наказание за то, что протестовал против плохого обращения с заключенными. Моя камера была шириной в четыре с половиной фута и длиной в шесть футов. В ней не было окна, никакого окошка не было даже в двери (в конце концов, они прорезали маленькое отверстие в двери и забрали его толстой проволокой). В камере было так душно и жарко, что зачастую я снимал с себя всю одежду, чтобы почувствовать хоть какое-то облегчение. Даже дышать там было трудно, потому что вентиляция в камере отсутствовала начисто. В моем распоряжении была койка, раковина и унитаз — больше ничего. Я покидал камеру всего лишь три раза в неделю — по понедельникам, средам и пятницам, когда меня навещали родные или когда я виделся с моими адвокатами. Даже свидания не приносили мне удовольствия. Они проходили в крошечных кабинках, в которых заключенные и посетители разделяла стальная стена. Говорить ты должен был в круглое экранированное отверстие и прикладывать свое ухо к другому отверстию в стене, если хотел услышать ответ. Обычно из-за этого общение выходило натянутым. К счастью, через своих адвокатов я мог посылать письма и кассеты друзьям и партии. (Послания на кассеты я наговаривал в комнате для свиданий с адвокатами.) Меня постоянно держали в курсе событий, и у меня никогда не возникало желания все бросить, главным образом, потому что я чувствовал огромную поддержку не только своих собратьев, но и Чарльза Гэрри, а также других адвокатов, которые работали вместе с ним над моим делом. Это были Александр Хоффман, специалист по защите гражданских прав в районе Залива; Фэй Стендер, который впоследствии участвовала в деле Джорджа Джексона в Соледаде; Джон Эскобедо, тоже адвокат, мексиканец; Карлтон Иннис, чернокожий адвокат. Позже к этой группе присоединился адвокат Эдвард Китинг, основатель журнала «Рэмпартс».

Оставшиеся на свободе братья проделали огромную работу в пользу моей защиты. Они ездили по негритянским общинам Залива и собирали деньги; посещали кампусы в колледжах и говорили со студентами; выступали, проводили разные форумы и митинги. После выхода из тюрьмы в декабре Бобби Сил посвятил все свое время организации моей защиты (его освободили досрочно). Полиция так и не оставила его в покое. Однажды, дело было в феврале, они ворвались в его квартиру и арестовали за хранение оружия, которое полицейские ему подбросили. Это была настолько очевидная фальсификация, что судья отпустил Бобби. 17 февраля, в день моего рождения, и на следующий день было проведено два крупных митинга, один в Окленде, другой в Лос-Анджелесе. На них выступили многие лидеры революционного движения негров в Соединенных Штатах, включая Эйч Рэп Брауна, который впоследствии стал председателем Студенческого координационного комитета, и Джеймса Формана, будущего главу офиса комитета в Нью-Йорке.