Читать онлайн «Иосиф Бродский. Вечный скиталец». Страница 47

Все аргументы в его стихах, которые он никогда не прикрывал неким размытым “лирическим героем”, а следовал девизу своего любимого поэта Константина Батюшкова: “Живи – как пишешь, пиши – как живешь”, шли от него самого. И потому соглашусь с мнением автора книги о Бродском Львом Лосевым: “Между Бродским в жизни и Бродским в стихах принципиальной разницы нет”.В стихотворении “Народ”, признанном Анной Ахматовой, как гениальное, он пишет:

Это означает, что не некий лирический герой воспевает русский народ, а непосредственно поэт Иосиф Бродский поет гимн своему русскому народу и своему русскому языку. Впрочем, его русский менталитет чаще всего проявляется спонтанно, неожиданно, к примеру, в довольно грубоватом и хлестком, для него самого “рискованном стихотворении”. “На независимость Украины”, написанном после отделения Украины от России, проскальзывает: “Не нам, кацапам, их…обвинять в измене…”.

«Их…». То есть, ощущает себя “кацапом”, русским. А ведь написано уже в Америке, спустя годы после эмиграции, когда его довольно настойчиво подталкивали к признанию своего еврейства, которое “стало чуть более заметным для меня именно здесь, где общество построено с учетом строгого разграничения на евреев и неевреев”. И при этом строгом разграничении он в вольных поэтических строчках вольно чувствовал себя именно “кацапом”. И остро переживал отделение Украины от России. Уж тут его, как в случае со стихотворением “Народ”, никто в “паровозности написания” ради скорейшего освобождения из ссылки не обвинил бы. В Прибалтике он был гостем, Украину всегда чувствовал, как и все мы, частью единого целого. Любил героическую историю обороны Севастополя. Да и Киев для него был “мать городов русских”. Потому так остро, болезненно реагировал даже в далеком Квинсе на незалежность Украины.

И не случайно, читая его в США, в Квинс-колледже, он добавил: “Сейчас найду стихотворение, которое мне нравится … я рискну, впрочем, сделать это…”. У меня хранится дома аудиозапись с этого поэтического вечера. Не было бы в нем русского менталитета, какое бы ему было дело до любого развала его бывшей родины?

Его естественность и искренность поведения была заложена с детства, стала его позицией, и нынешним исследователям не приходится отделять его искренние стихи от стихов, написанных в угоду властям или кому бы то ни было. Разве что единственный, может быть, раз в жизни, во время суда над ним в Ленинграде, он выдавил из себя: “Строительство коммунизма – это не только стояние у станка и пахота земли. Это и интеллигентный труд…” Потом он сам же и высмеял свою попытку заигрывания с судом в иронических стихах, когда он писал в “Речи о пролитом молоке” об “Ученье строить Закону глазки, / Изображать немого…”. Насколько я знаю, больше никогда никакому Закону он глазки не строил, и с уверенностью можно цитировать его стихи и высказывания, как истинные мнения самого поэта, какие бы ни политкорректными или наоборот, неполиткорректными эти высказывания не были. Вообще, он не выносил политкорректность по характеру своему, был всегда максималистом, в лицо говорил человеку все, что он думал.

Да и что он выигрывал, к примеру, от письма Леониду Брежневу, посланного перед отъездом из России в эмиграцию? Зачем-то писал, требовала ли этого его душа? Сегодня это письмо иные его поклонники хотят обратить чуть ли не в пьяную шутку, в пародию, написанную совместно пьяной компанией перед отлетом из России. Нет, господа, такие проникновенные письма в шутку не пишутся: “Я принадлежу к русской культуре, я сознаю себя ее частью, слагаемым, и никакая перемена места на конечный результат повлиять не может. (И не повлияла. – В.Б.) Язык – вещь более древняя и более неизбежная, чем государство. Я принадлежу русскому языку, а что касается государства, то, с моей точки зрения, мерой патриотизма писателя является то, как он пишет на языке народа, среди которого живет, а не клятва с трибуны…”.

В этом письме продумано каждое слово. Это его писательская концепция, подтвержденная всей жизнью и творчеством. К сожалению, по-моему, только я один и опубликовал полностью это письмо дважды в своих книгах “Поэты последней Империи” и “Живи опасно”. Нет его почему-то и в неплохой лосевской ЖЗЛ-ской книге “Иосиф Бродский”.

Никто, по-моему, осознанно не замечает той достаточно жесткой полемики, которую вел Иосиф Бродский с недругами русской культуры на страницах западной печати. Наши либералы до сих пор жестко цензурируют Иосифа Бродского. Хотя никаких запретов на публикацию и цитирование (кроме личного архива) сам поэт не оставлял.

Умудрились в России при множестве изданий Бродского лишь один раз напечатать в дополнительном седьмом томе Собрания сочинений его ответ на антирусские высказывания чешского писателя Милана Кундеры “Почему Милан Кундера несправедлив к Достоевскому”(1985), умудрились пройти мимо “Письма президенту” Вацлаву Гавелу (1993), написанному опять же в споре с его речью “Посткоммунистический кошмар”, где чешский президент также позволил себе не просто антикоммунистические, а антирусские высказывания. Лишь недавно была впервые напечатана в малотиражном журнале дискуссия в Лиссабоне о России и Центральной Европе, состоявшаяся 16–17 мая 1988 года, на которой, откровенно говоря, эмигрант Иосиф Бродский защищал интересы России и русской культуры гораздо более отважно, нежели приехавшие из России Анатолий Ким, Лев Аннинский, Татьяна Толстая и другие, скорее оправдывающиеся перед именитыми западными писателями. Русских участников можно как-то понять – они впервые в начале перестройки выехали на подобную конференцию и послушно каялись за все существующие и несуществующие грехи.

Бродский и Лев Лосев с женой Ниной. 1971 г. Из архива Е. Б. и Н. В. Рейн

Об этой дискуссии слышал я сразу же после ее завершения от своего друга Анатолия Кима, который признавался, что так яростно спорить с ополчившимися уже не на СССР, а на саму изначальную Россию и русскую культуру позволил себе лишь эмигрант Иосиф Бродский. Кстати, это важная тема для исследования, как защищали достоинство России за рубежом и в самое прокоммунистическое время, и в период антикоммунистической истерии, многие наши самые лютые антикоммунисты Владимир Максимов, Михаил Шемякин, Андрей Синявский, Александр Солженицын, Иосиф Бродский, и как поливали грязью саму Россию другие диссиденты, от Давида Маркиша до Виктора Топа-лера. Как признавалась в Израиле известный филолог Майя Каганская: “В СССР я думала, что ненавижу все советское, приехав сюда, я поняла, что ненавижу все русское…”.