Читать онлайн «Женщина в жизни великих и знаменитых людей». Страница 83

Когда речь заходить о художниках, то мысль невольно переносится в Италии. Волшебный край! Там жили Рафаэль и Микель-Анджело, там творили да-Винчи, Тинторетто, Тициан — все эти колоссы красок и мрамора, произведения которых останутся вечным памятником могущества и широты человеческого духа. Но и в Италии прежде всего приковывают к себе внимание мастера прежних времен, эти удивительные гении Возрождения, которые как бы похитили огонь с неба и унесли его с собой в могилу. Шестнадцатый век… Никогда еще искусство и поэзия не процветали там в такой степени, как в этот радостный, бурный, жизнью и счастьем пенящийся век. Макиавелли, Корреджю, Ариосто, Тассо, Рафаэль, Микель-Анджело, Леонардо да-Винчи их много, не счесть по именам. А художницы? А женщины-ораторы, поэтессы, писательницы? Тогда жили и действовали женщины-скульпторы: Проперция де-Росси и Изабелла Маццони (Проперция обладала даже выходящими из ряда познаниями в редко культивируемой женщинами области искусства архитектуре); художница Ирена Спиллемберго, ученица Тициана, успевшая сделаться гордостью венецианской школы, несмотря на то, что умерла девятнадцати лет от роду; Пловтилла Нелли, благородная флорентинка, дочь Тинторетто, который изобразил на великолепной картине её смерть и свое горе, вызванное этой смертью. Особенно удивительно в этих женщинах их умение соединить талант с женственностью. Ни одна из них не была «синим чулком», ни одна не низводила своего таланта до крайней степени эксцентричности, не терпящей чистого платья и в подражании общим правилам обихода усматривающей низменность натуры. Наоборот, они все соединяли с гениальностью изящество, грацию и миловидность. Даже Лукреция Борджиа не было чужда дара истинной женственности. Любовь, красота и поэзия были главными устоями жизни. Люди наслаждались ими полною мерой. Они как бы впервые после долгого томительного сна снова увидели Вселенную с ее красотами и радостями и. Спешили вкусить от всего, как бы боясь, что опять наступит мрак и над озаренною солнцем Возрождения страною опять опустятся густые средневековые завесы.

Сердечная жизнь Рафаэля была почти неизвестна до последнего времени, и темь не менее ни для кого не было тайною, что он обладал большим сердцем, способным увлекаться, любить, страдать, восхищаться. В его произведениях, обессмертивших его гений, нет, правда, намека на бурную страсть, клокотавшую в его груди, но зато его сонеты, огнем и неукротимой страстностью дышащие сонеты раскрывают перед нами картину его внутренних желаний, его стремлений к женскому существу, его душевные страдания. К сожалению, Рафаэль не выносил своих любовных чувств на улицу. Он воспевал возлюбленных, во тщетно искать в его сонетах имя какой-либо из них. И в письмах его ни словом не упомянуто об этом. Его друзья и биографы того времени удостоверяют, что Рафаэль страстно любил и страстно искал любви, но ни один из них не указал, кто была царицей его сердца, кому посвящал он свои восторги в минуты отдыха после великих трудов, увенчавших его имя неувядаемою славою.

Во Флоренцию Рафаэль приехал молодым человеком и там, между 1504 и 1508 годами, из под его кисти вышли удивительные Мадонны, в которых красота флорентинок нашла себе наиболее полное выражение. Возможно ли, чтобы из всех великолепных женщин и девушек, которых он встречал во Флоренции и из которых, несомненно, многие служили для него моделью, ни одна не заставила его сердце биться тревожно? Мы ничего не знаем об этом. Известно только, что он питал страсть к какой-то аристократке, которой посвятил нисколько стихотворений. Вот одно из них:

В 1508 году Рафаэль переселился в Рим, где ждали его слава, почет, уважение, богатство. То обстоятельство, что он мог жить, благодаря своим огромным доходам, по-царски, заставило кардинала Бибиену предложить ему в жены свою племянницу. Рафаэль не мог отказаться сразу от предложения, но заявил кардиналу, что женится не раньше, как через три или четыре года. Он не хотел жениться. По крайней мере, он был равнодушен к племяннице, как видно из письма его к дяде Симону, где говорится: «Вы на меня сердитесь, но вы несправедливы ко мне! Вы знаете, как мало у меня времени для писем, и я пишу только тогда, когда есть что-нибудь важное. Теперь как раз важные дела — и вот я пишу вам. Первым делом — моя женитьба. День и ночь я благодарю Бога, что не женился ни на той, кого вы мне сватали, ни на другой, в этом отношении я был благоразумнее вас. Я думаю, вы теперь сами убеждены, что женись я, разве был бы я тем, чем есть теперь? У меня дом в Риме оценен в 3.000 дукатов, с доходом в 50 золотых скуди. Его святейшество, наш папа, дал мне, как главному строителю храма Петра, жалованье в 300 золотых дукатов в год, которое, вероятно, со временем увеличится. За посторонние работы я беру, что хочу. Теперь я расписываю новую ставцу его святейшества, и мне придется получить за нее 1.200 дукатов. Видите, милый дядя, я не посрамлю ни своей фамилии, ни родины!

Кардинал Бибиена предложил мне жениться на его родственнице; я дал ему слово и нарушить его не могу. Более чем когда-нибудь нас связывает с ним дружба. О дальнейшем буду извещать вас; потерпите, и посмотрим, к какому концу все это приведет; если брак не состоится, я готов поступать согласно вашей воле… Мне знакома в Риме чудесная нравственная девушка из почтенной семьи; за ней приданого 3.000 скуди золотом, а в Риме 100 дукатов все равно, что ваших двести».

Когда пришел срок, указанный Рафаэлем кардиналу Бибиене, художник уступил его просьбам и согласился на помолвку. Последняя состоялась, в 1514 году. До свадьбы, однако, дело не дошло, хотя кардинал постоянно настаивал на этом. Его сердце принадлежало другой. «Я побежден, прикован к великому пламени, которое меня мучит и обессиливает. О, как я горю! Ни море, ни реки не могут потушить этот огонь, и все-таки я не могу обходиться без него, так как в своей страсти я до того счастлив, что, пламенея, хочу еще более пламенеть». Знаменитый сонет, из которого приведены эти строки в переводе, был написан Рафаэлем в то время, когда он был женихом Марии Бибиены; но он не ей посвящен и не к ней относится. Стихотворение было написано для необразованной простушки, для дочери булочника, удивительной, очаровательной, но для нас мало знакомой Форнарины, для которой великий художник пренебрег племянницею кардинала.