Читать онлайн «Женщина в жизни великих и знаменитых людей». Страница 70

Замужество графини не было препятствием для любовных свиданий, так как 60-летний муж красавицы предоставлял ей полную свободу. В конце концов Гвиччоли поселилась на вилле своего возлюбленного, безнадежно скомпрометировав себя в глазах света и в особенности земляков, так как нравственный кодекс итальянцев того времени допускал «друга» и даже его именно считал настоящим супругом, но только с тем условием, чтобы внешние требования приличия были соблюдены. Но Гвиччоли не могла поступить иначе. Она окружила свои отношения к поэту поэтическим ореолом. Она решила, что отныне цель ее жизни — преданностью и любовью освободить благородного и высокодаровитого человека от уз нечистых отношений и возродить в нем веру в истинную любовь.

Задача была нелегкая. Как и Наполеон, Байрон всегда небрежно отзывался о женщинах. «В своих сочинениях, правда, я возвышаю женский пол, — говорил он, — но делаю это так же, как скульпторы и художники: создаю женщин такими, какими они должны быть. Положение наших женщин в обществе неестественно. У турок в этом отношении уж куда лучше. Они запирают их, но при этом женщины гораздо, счастливее. Дайте женщине зеркало и сладости, и она довольна. Я страдал от второй половины человеческого рода, сколько помню себя. Наиболее мудры те, которые не вступают с ними ни в какие сношения. Рыцарское служение женщине, может быть, такое же жалкое рабство, и еще более жалкое, чем всякое другое».

Приковать к себе поэта, отличающегося такими взглядами, для женщины более чем подвиг; заставить его отказаться от этого взгляда — подвиг еще более великий. Не знаем, успела ли графиня Гвиччоли достигнуть последней цели, но что она сумела приковать к себе Байрона, не подлежит никакому сомнению. По крайней мере, он питал к ней нежную страсть и относился с большим уважением. Некоторые из великолепных женских фигур, созданных им в расцвете деятельности, как, например, Ада в «Каине» и Мирра в «Сарданапале», представляют собой простое воспроизведение очаровательной графини.

Однако недолго влюбленные наслаждались безмятежным счастьем. Графу Гвиччоли пришло вдруг в голову, что отношения между его женой и поэтом больше не должны продолжаться по-прежнему, и так как Тереза расставаться с Байроном не хотела, то пришлось прибегнуть к разводу. Графиня отказалась от имущества, имени, общественного положения, но обязалась жить в доме своего отца, графа Гамбы. С этих пор Байрон ждал мести разгневанного графа Гвиччоли. Так как во время прогулок верхом его легко могли убить, он постоянно имел при себе пистолеты. От насильственной смерти дома ограждала его скупость графа, который ни за что не уплатил бы 20 скудо опытному убийце. Вскоре после того графиня Гамба была выслана из Италии за принадлежность к карбонариям и принуждена была поступить в монастырь. Несмотря на разлуку, Байрон и графиня Гвиччоли продолжали любить друг друга. Байрон долго не мог забыть очаровательную итальянку и даже на смертном одре в Миссолунги терзался мыслью о том, что оставил возлюбленную в Италии.

Шелли как поэт представляет почти полную противоположность вечно мятежному, вечно неспокойному, вечно бродячему Байрону; но и в отношениях к женщинам он также противоположен ему. Байрон считал женщин ничтожными существами, разделяя чисто восточное воззрение на них. По его мнению, женщины не имеют никакого права сидеть с мужчинами за одним столом и их, как на Востоке, следует держать в гаремах. Во всем этом, конечно, было много аффектированного. В то время, когда жил Байрон, и мудрено ли, что поэт, вообще любивший бравировать своими вынесенными из блужданий по Востоку впечатлениями, особенно подчеркивал свои неевропейские взгляды на женщину? Однако в этих взглядах есть много такого, что действительно выражает его чувства. Шелли — совсем другое. Он неотразимо привлекал к себе женщин чистотой и возвышенностью своей натуры. Его язык делался благороднее и становился почти другим, когда он говорил о женщине. В противоположность Байрону, который утверждал, что мужчина выше женщины, Шелли глядел на женщину снизу вверх, поклоняясь ей как более высокому, более благородному, неземному существу. Он вообще жил в мире грез, чуждаясь темных сторон действительной жизни. Мудрено ли, что ему часто приходилось разочаровываться как в отношении к людям вообще, так и в отношении к женщинам в частности?

Что Шелли был влюбчив, разумеется само собой: поэт не может не быть влюбчивым. Когда он кончил среднее учебное заведение в Итоне, ему очень приглянулась родственница Гарриет Гров. Так как родители поэта и молодой девушки были очень довольны нежной привязанностью детей, то дело обещало кончиться помолвкой. Но на сцену выступили неожиданно взгляды Шелли на религиозные и социальные вопросы. Глубоко религиозная девушка не могла мириться с полуатеистическими понятиями своего друга, и брак расстроился. Некоторые биографы утверждают, что отказ этот глубоко поразил на всю жизнь сердце поэта. Сама его женитьба на Гарриет Вестбрук — одна из несчастнейших в мире женитьб — состоялась только потому, что у Вестбрук было такое же имя, как у Гров, и, кроме того, она напоминала ее некоторыми чертами лица. Не доказано еще, кому из обеих Гарриет посвящена его «Царица Маб».

Гарриет Вестбрук была подругой сестры поэта по школе. Сам свободомыслящий, он всеми силами старался навязать ей свое мировоззрение, несмотря на ее молодость: в то время, когда Шелли влюбился в нее, ей было всего 16 лет. «Отец ее, — пишет он своему другу Гоггу, — преследует ее неслыханным образом, заставляя посещать школу… Я, конечно, советовал ей стоять на своем. Она ответила мне, что упорство не поможет и что она готова бежать со мной и стать под мое покровительство».

Вскоре молодая пара действительно бежала в Эдинбург, где и повенчалась по шотландским законам. Когда через сутки после бегства они прибыли в Йорк, витавший в облаках поэт убедился, что «злой, тиранический мир чувствует слишком большую потребность в деньгах», и вынужден был обратиться к Гоггу с просьбой выручить его из беды. Отец Шелли считал его брак мезальянсом, так как Гарриет была дочерью купца, и отказал ему во всякой помощи. То же самое сделал и Вестбрук. Молодые люди жили в большой нужде, пока, наконец, родители не сжалились и не обеспечили их ежегодной суммой в 2000 фунтов.

Первое время молодая чета жила в деревне. Потом она переехала в Лондон. Шелли мало заботился о хозяйстве, а Гарриет, в свою очередь, не имела ни малейшего понятия о хозяйских обязанностях. Традиционных обедов у Шелли не было. Он не употреблял спиртных напитков и был вегетарианцем. Как только он начинал чувствовать приступы голода, он отправлялся в первую булочную, откуда возвращался домой с куском хлеба. Шелли не понимал, как можно употреблять в пищу что-нибудь другое, кроме хлеба. «Пудинг — предрассудок!» — энергично заявлял он тем, кто в этом сомневался.