Читать онлайн «Пушкин». Страница 55

Атмосфера исторических и литературных дискуссий заметно оживляла творческую работу Пушкина. В летние месяцы он уходил по утрам в пригородные заросли, захватив с собой карандаш и записную книжку. Он любил на ходу слагать свои строфы. «По возвращении лист весь был исписан стихами, — рассказывает один из его кишиневских приятелей, — но из этого разбросанного жемчуга он выбирал только крупный, не более десяти жемчужин; из них-то составлялись роскошные нити событий в его поэмах…»

18 июля в Кишиневе было получено сообщение о смерти Наполеона. Пушкин отметил эту дату и событие в своей тетради. Тема Наполеона, которая не раз привлекала его в прежние годы, теперь по-новому захватила поэта. В момент смерти завоевателя образ его вырос в глазах современников, а его необычайная биография раскрыла свой исторический смысл. «Великолепная могила» — вот основное ощущение Пушкина перед гробом Бонапарта. Величие знаменитого полководца — в той стихии свободы, которой он, быть может, помимо его воли, служил в мировой истории; значение его для России — в том «высоком жребии», который он так неожиданно и трагически указал русскому народу. Волнующее чувство родины, сумевшей отразить единством всенародной воли нашествие сильнейшего противника, здесь сливается с прославлением неудержимого потока освободительных идей, сопутствующих великой армии по всей Европе. Нигде Пушкин с таким увлечением и силой не говорил о французской революции, как в этой надгробной хвале тому, кого «пленяло самовластье разочарованной красой…» Поэт преклоняется перед тем историческим моментом,

Тема Наполеона выводит лирику Пушкина на мировые просторы и раскрывает в нем поэта-историка, для которого факты текущей политической хроники слагаются в глубокую драму современного человечества.

Стихи читались верным друзьям — «арзамасцу» «Рейну», Михаилу Орлову, и его молодой жене Екатерине Николаевне (этой «необыкновенной женщине» гурзуфских встреч). С ними поэт обсуждает наиболее волнующие его вопросы и темы. Осенью 1821 года такой проблемой для него является «вечный мир» аббата Сен-Пьера. «Он убежден, — писала о Пушкине 23 ноября 1821 года Екатерина Орлова, — что правительства, совершенствуясь, постепенно водворят вечный и всеобщий мир и что тогда не будет проливаться иной крови, как только кровь людей с сильными характерами и страстями».

Аббат Сен-Пьер принадлежит к той группе писателей XVIII века, которых во Франции называют «отцами революции». Публицист и филантроп, он присутствовал в 1712 году на Утрехтском конгрессе, где бесконечные конференции различных государств внушили ему мысль написать «Проект вечного мира», выдвинув идею верховного международного трибунала для разрешения всех конфликтов между отдельными нациями. Эта идея в 1821 году увлекла и Пушкина. «Невозможно, чтобы люди не поняли со временем нелепой жестокости войны, как они уже постигли сущность рабства, монархической власти и проч., — записывает Пушкин по поводу «Проекта вечного мира» аббата Сен Пьера. — Весьма возможно, что не пройдет и ста лет, как перестанут существовать постоянные армии…»

Рост революционных воззрений Пушкина отражает его знаменитый «Кинжал» (1821 г.). На широком историческом фоне поэт развертывает апологию борьбы с «позором и обидой». События французской революции Пушкин трактует здесь в несколько умеренном тоне, в духе Андре Шенье, неправильно расценивая личность и деятельность Марата, но в целом стихотворение с его заключительным восхвалением «юного праведника» Карла Занда звучало революционным призывом и вскоре стало любимым произведением политического авангарда русской молодежи.

Историческая любознательность Пушкина питалась и его разъездами по древним урочищам Бессарабии. В декабре 1821 года он сопровождает Липранди в его служебной поездке по краю. Пушкина интересуют Бендеры, как место пребывания Карла XII и Мазепы, Каушаны, как бывшая столица бурджацких ханов, устье Дуная, как область, наиболее близкая к месту ссылки Овидия, Измаил, прославленный знаменитым штурмом. «Сия пустынная страна — Священна для души поэта, — напишет вскоре Пушкин Боратынскому, — Она Державиным воспета — И славой русского полна». Кагульское поле, Троянов вал, Леово, Готешти и Фальчи — все это вызывает его интерес, обращает мысль к полководцам и поэтам — Суворову, Румянцеву, Державину, Кантемиру, особенно к Овидию.

Предание считало местом ссылки римского поэта Аккерман. Историко-географические разыскания опровергали эту легенду, и сам Пушкин возражал против нее, но места, хотя бы и легендарно связанные с героическими именами, глубоко волновали его. Оставив Аккерман, Пушкин уже в пути стал записывать стихи на лоскутках бумаги и выражал сожаление, что не захватил с собой «Понтийских элегий»[28]. Так начало слагаться послание к древнему поэту-изгнаннику, которое сам Пушкин ставил неизмеримо выше «Руслана и Людмилы», «Кавказского пленника» и «Братьев разбойников». В стихотворении с особенной глубиной звучит любимая тема Пушкина, близкая ему по личному опыту, — «заточенье поэта». В послании к Овидию Пушкин впервые вводит в изображение великого лирика тонкий прием поэтических вариаций на его темы. Из горестных строк Овидия и непосредственных впечатлений от степей, соседствующих с местами его изгнания, вырастала эта безнадежно ясная дума о судьбе поэта, его скорбях, его призвании

Не желая укорять римского поэта за его мольбы, обращенные к императору Августу, Пушкин все же с замечательной твердостью выражает в заключительных стихах своей элегии высшее задание и высший долг поэта:

В Кишиневе шла большая карточная игра. В офицерском кругу у Липранди, в обществе, особенно у Крупянских, процветали банк, штосс, экарте. «Игру Пушкин любил как удальство», свидетельствует его кишиневский приятель Горчаков Это нередко приводило к конфликтам (на почве карточных недоразумений у Пушкина была дуэль со штабным офицером Зубовым). Но в 1821 году борьба за зеленым столом обратила творческие помыслы Пушкина к драматической теме игры. Он набрасывает начало комедии о дворянском обществе, увлеченном азартом. Главный герой — страстный игрок — ставит на карту своего старого крепостного дядьку Комедия нравов получала резкое социальное заострение, разрабатывая в сценической форме один из негодующих протестов «Деревни».