Читать онлайн «Пушкин». Страница 15

Месяца через полтора после появления этой публикации Сергей Львович подает соответствующее прошение министру народного просвещения и вскоре получает извещение о разрешении его сыну подвергнуться вступительным испытаниям.

Как раз к этому моменту обострилась борьба литературных партий, и активные выступления Василия Львовича потребовали его поездки в Петербург.

В декабрьской книжке «Цветника» за 1810 год было напечатано его послание к Жуковскому, направленное против «славян». Глава осмеянной школы Шишков ответил со своим обычным задором. Необходимо было отразить удар. Василий Львович написал второе послание, на этот раз адресованное к другому единомышленнику— Д. В. Дашкову. Одновременно он пишет небольшую полемическую поэму «Опасный сосед», заостренную главным образом против драматурга Шаховского, осмеявшего в одной из своих комедий Карамзина. Соль сатиры заключалась в том, что обитательницы низкопробного веселого дома восхищались «Новым Стерном» Шаховского. Этот лестный отзыв, прозвучавший из презренного притона, производил впечатление звонкой пощечины. Чтобы повысить ее действие, автор не пожалел; красок на изображение московского вертепа, где дебоширит беспутный Буянов в компании дьячка, купца и сводни. Получилась не только убийственная сатира, но и замечательная жанровая зарисовка трущобных нравов, написанная к тому же очень выразительным, метким и точным стихом. Некоторая антиклерикальная тенденция ударяла по официальной церковности Шишкова, который только что выступил на годичном собрании Российской академии с «Рассуждением о красноречии священного писания».

Два свои послания — к Жуковскому и Дашкову — Василий Львович решил напечатать отдельной брошюрой в петербургской типографии Шнора, а неудобного к печати «Опасного соседа» обнародовать путем чтения и раздачи списков. Еще в конце мая Батюшков переслал Гнедичу «Опасного соседа» с весьма хвалебным отзывом: «Вот стихи! Какая быстрота! Какое движение!» Необходимо было проверить впечатление и подготовить дальнейшие атаки в самом центре «шишковистов» — Петербурге. Предстоящая поездка попутно разрешала и вопрос о доставке на лицейский экзамен Александра. Дядя Василий Львович брал его с собой.

Со времени литературных дебютов Василия Пушкина Петербург сильно изменился. Ушли Богданович и Костров, маленький Оленин из скромного художника стал статс-секретарем и видным археологом, Державин и Крылов примкнули к варягороссам и открыли холодную академическую «Беседу любителей русского слова». Автор шаловливой «Модной жены» возглавлял российское законодательство.

Но одновременно маститый министр юстиции стремился окружить себя молодыми дарованиями. В петербургском кружке Дмитриева большой интерес представляли фигуры «очистителей языка» — Блудова и Дашкова. Будущие николаевские министры в то время еще числились в александровских либералах и наряду с государственной деятельностью уделяли исключительное внимание текущей литературе и борьбе за новый слог. Независимо от их позднейших политических позиций, оба они, несомненно, представляли собой выдающиеся русские умы и сыграли первостепенную роль в литературных битвах пушкинской молодости. Один из них готовился к разработке русского дипломатического языка, другой — к созданию юридической терминологии.

В их увлекательные дискуссии много знаний и метких наблюдений вносил третий завсегдатай Дмитриева — Александр Тургенев, тоже «пуританин» в области стиля, такой же противник шишковской славянщины. По своему служебному положению в министерстве народного просвещения этот старинный друг семейства Пушкиных много содействовал поступлению «племянника Василия Львовича» в новооткрывающийся лицей. Это был один из культурнейших русских людей, высоко ценивший научные открытия и поэтические шедевры, любивший меткое слово и веселую остроту. Несколько позже корифеи парижских салонов уверяли, что высшее наслаждение для них — быть остроумными перед Тургеневым, — так он умел слушать, оценивать и запоминать.

Этот «подпольный» центр западников Василий Львович посещал нередко в сопровождении своего юного племянника. Летние встречи 1811 года чрезвычайно обогатили московские впечатления подростка, непосредственно введя его в атмосферу острой словесной полемики, направленной против главарей реакционной «Беседы».

Пока Василий Львович осуществлял свои литературные планы, определялись и школьные дела его племянника.

12 августа Пушкина повезли на Фонтанку в обширный дом министра народного просвещения А. К. Разумовского. Это был напыщенный вельможа, считавший себя сыном Елизаветы и отличавшийся непомерной гордыней. Он вполне разделял общую репутацию выскочек Разумовских, «любезных при дворе и несносных вне его». Несмотря на свою раздражительность и желчность, он отнесся довольно снисходительно к познаниям «четырнадцатого» кандидата по списку экзаменующихся (номер этот остался за Пушкиным в лицее и навсегда сохранился за ним в отношениях с школьными товарищами). Пушкин отвечал по русской и французской грамматике, арифметике и физике, истории и географии, получив отметки «очень хорошо», «хорошо» и «имеет сведения»; высшего балла «весьма хорошо» он не удостоился, но зато и не получил отметки «преслабо», как некоторые другие кандидаты.

Открытие лицея состоялось в четверг, 19 октября 1811 года. Родители учеников не были допущены на торжества, зато прибыла почти вся царская семья во главе с Александром I, в сопровождении Аракчеева. Начальство всячески старалось подчеркнуть государственный характер новой школы и ее неразрывную связь с главой верховной власти.

Присутствуя на празднике, Пушкин впервые ощутил тот глубоко чуждый ему казенный штамп, к которому навсегда сохранил самую искреннюю и глубокую неприязнь.

Великолепный дворец Растрелли соединялся крытой галлереей с домом, отведенным под лицей. Это был так называемый «новый флигель», отстроенный для внучек Екатерины и представлявший собой длиннейший четырехэтажный корпус, лишенный по условиям местности просторного фасада.

Устав лицея, читанный на торжественном открытии 19 октября 1811 года.

После торжественного богослужения в придворной церкви и обряда освящения лицейского здания открылась в конференц-зале светская часть празднества. Прочитанные здесь официальные документы и приветствия весьма мало соответствовали литературным вкусам Пушкина. Его новые наставники изъясняли свои мысли тем устарелым, напыщенным церковно-славянским языком, который был так решительно отвергнут передовой поэтической школой и встречал такое осмеяние у остроумцев Дмитриевского кружка.