Читать онлайн «Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой». Страница 14

Свадебное путешествие, парижская и берлинская жизнь молодожёнов растянулись на… 16 месяцев, но по возвращении на Родину в их отношениях наступило резкое охлаждение. Как и оказалось, оба ожидали от брака совершенно иного. Муж не счёл нужным искать и не нашёл подхода к сформировавшейся девушке с её романтическими идеалами и образом возлюбленного.

Как-то само собой, без взаимных упрёков, супруги перешли в рамках светского приличия на свободный друг от друга образ жизни со своим внутренним миром и увлечениями. The rest is silence.[85]

Подробно вся предыстория замужества, ощущения девушки от первой брачной ночи, медового месяца и расставания талантливо и откровенно преподнесены самой Н. А. Лухмановой читателю через 35 лет после события и своего третьего, увы неудачного, брака. Роман «Институтка» впервые увидел свет в собственном (Надежды Александровны) столичном журнале «Возрождение» за 1899–1900 годы.

Для объективности образа А. Д. Лухманова добавим, что он говорил на двух иностранных языках, прилично играл на нескольких музыкальных инструментах, сочинил и записал партитуру собственной оперы, серьёзно увлекался производством фарфора в Германии, цветоводством в парижском ботаническом саду. В 1871 году в С.-Петербурге им даже была издана книга «Выбор и содержание комнатных растений» с десятью страницами рисунков.

Будучи по натуре щедрым и мягким человеком, уезжая в марте 1866 года за границу в окружении близкого ему женского семейства, он не забыл обеспечить и жену приличным капиталом.

В 1864–65 годах Филимон Степанович — Городовой судья Тюмени. Среди его помощников-заседателей мы встречаем купца, будущего журналиста и известного мецената-благотворителя Николая Чукмалдина (1836–1901).

Судьба довольно тесно свела этих двух неординарных промышленников, несмотря на 12-летнюю разницу в возрасте. Они познакомились в 1857 году, когда Николай Мартинианович (Мартемьянович), создав себе репутацию делового человека, только что вошёл в купеческую гильдию: «…Со мной начали искать знакомства. В числе первых приехали ко мне на квартиру[86] покойные теперь И. В. Канонников и Ф. С. Колмогоров…»[87]

На 1850-е годы приходится начало расцвета в Тюменском уезде коврового (кармацкого) производства, летописное упоминание о котором относится ещё к 1624 году. Одним из трёх самых известных его центров, среди прилегающих к сибирскому тракту сёл и деревень Зауралья, являлась и родная деревня Чукмалдина — Кулаковая.

Вырабатывались ковры на особых ткацких станках (кроснах) из овечьей шерсти, нанизанной узелками на верёвочную основу, и оттого именовались «насадными» или «бархатными». Грубоватые по выделке и аляповатые по рисунку — яркие цветы в окружении зелени, птицы, собаки и другие животные по чёрному полю с цветной каймой, они ценились за добротность и дешевизну и расходились далеко за пределы губернии как тюменские. В лучшие годы их сбыт в Ирбите достигал 50 000, и уже оттуда ворсовые изделия домашнего обихода оказывались в Н.-Новгороде, Москве, Петербурге, Риге и Варшаве! Едва ли не первый в Сибири Н. Чукмалдин основал фабричную школу этого народного промысла с чертёжником-рисовальщиком, выписанным из Москвы.

Позже, в конце 1871 года, Филимон Степанович бескорыстно протянет руку помощи молодому собрату, оказавшемуся в тяжёлом финансовом кризисе. Вот как описывает это событие сам пострадавший: «…Приехал Ф. С. Колмогоров и начал прямо с пословицы: „Капитал потерял — половину потерял, веру в себя потерял — всё потерял. Что вы киснете и сидите дома без сна и пищи? Посмотрите на себя, на что вы стали похожи. Ну, потерял деньги, что же делать — работай и наживай их опять. Нужны средства? Вот я тебе даю 10 000 рублей без расписки: бери и работай. Возвратишь, когда сможешь. Сбрось только с себя горе и апатию, а остальное всё дело поправимое…“ Я встрепенулся и, собрав все силы и всю энергию, принялся распутывать узел моих дел… Со дня описанной сцены протекло 27 лет, но я и сейчас ещё с горячей благодарностью вспоминаю великодушную поддержку покойного Колмогорова. В Москве с этим мне столкнуться не довелось…»[88]

Переехав в 1872 году на жительство в первопрестольную, предприимчивый Чукмалдин вскоре очень преуспел в коммерции. Скупая за бесценок коровью шерсть как отходы кожевенного производства, он запустил войлочное предприятие в Арзамасе, а затем вышел с этим товаром на европейский рынок и открыл своё представительство в Берлине. По просьбе незабвенного благодетеля Николай Мартемьянович на целых 6 лет станет финансовым опекуном трёх его сыновей-студентов Императорского Московского университета[89].

Сохранив с земляками дружеские отношения и наладив партнёрские связи, купец Чукмалдин долгие годы станет покупателем яловой шерсти на Нижегородской ярмарке у наследников завода Ф. С. Колмогорова[90]. Ему город Тюмень окажется обязанным и портретом Филимона Степановича, писаным на заказ (по фотографии) студентом МУЖВЗ П. Изоевым в 1893 году в Москве и поднесённым в дар Тюменской женской прогимназии[91].

В 1865 году завод Колмогорова произвёл кож на 227 000 рублей, а в 1868–69 годах поставил товаров (только на нужды армии) на — 80 000.

На следующий год Филимон Степанович, заявив капитал в 50 000 рублей, перешёл в 1-ю купеческую гильдию. Достигнутый уровень сословного положения дозволял ему теперь «ездить в карете парой и четверней, носить купеческую саблю в металлических ножнах при губернском мундире и в таком виде представляться даже к императорскому двору»!

Вероятно, карьерный рост подвигнул 42-летнего кожевенника к вспомогательному промыслу — частной добыче золота по примеру немногих тюменских заводчиков[92]. В немалой степени этому способствовали: ажитация от успехов 1-й гильдии купца С. Попова, намывшего по руслам рек Кокпектинского округа Семипалатинской области с 1834 по 1848 годы более 20 пудов шлихового золота; иркутские собрания золотопромышленников Сибири 1861 года и принятый по их положениям правительством «Свод замечаний к Закону 1838 года о золотодобыче»; дозволение на разработку приисков по правую сторону Томи.

Среднестатистический частный прииск, например, Томского округа (1852 г.) приносил его владельцу в год всего 20–21 фунтов лигатурного золота при 46 рабочих. В Семипалатинской области этот показатель (1866 г.) составлял 37 фунтов при 122 рабочих. Наиболее успешными выглядели в этом отношении прииски Алтайского округа (1866 г.) с добычей шлихового золота в 2 пуда 26 фунтов при 67 рабочих. В среднем по Западной Сибири каждый прииск (1870 г.) давал в год 35 фунтов (14,3 кг.) драгоценного металла при 39 рабочих.