Читать онлайн «Воспоминания». Страница 24

В мире хватило бы места еще для множества немцев, способных помнить о своем происхождении и вести себя не как наемные рабы или перебежчики к чуждым расам, а как германцы, для которых национальная честь дороже денег. Продолжительный мир или даже такая война, которая не привела бы к расчленению Германии, могли в последний момент сгладить последствия нашего запоздания. Если бы мы сделались экономически равноправным народом, для чего имелись все возможности, а родина наполнилась бы людьми настолько, что нам пришлось бы допустить эмиграцию, то немцы и на чужбине оставались бы немцами и эмиграция вызвала бы приток, а не убыль немецкой крови.

Политики, воспитанные на воззрениях европейской дипломатии, которые в решительный для германизма час руководили судьбами империи, никогда не ощущали движения, происходившего в еще пластичной массе германизма. Они едва представляли себе, какие вопросы должна решить война и какое значение имел для всех нас, в том числе и для рабочих, рост германского престижа во всем мире.

Для нас было особенно важно распространить в Китае немецкий язык; но это была трудная задача, ибо в качестве делового языка он в некоторых отношениях уступает английскому. Одним из средств, с помощью которых Англия распространила свой язык по всему свету, являются морские карты. Составив карты почти всех морей, англичане сделали дело большого культурного значения; в прошлом столетии почти все моряки пользовались английскими картами; другие карты имели узко местный характер. Наш торговый флот также привык пользоваться английскими картами даже в тех районах, для которых имелись германские. Я приступил к систематической работе по составлению германских карт мира. Мы уже имели собственные карты наших вод, превосходившие английские точностью и основательностью, но они отличались рядом непривычных для моряков свойств. Поэтому я вступил в сношения с нашими морскими кругами, выяснил во всех подробностях (вплоть до формата и сорта бумаги) вкусы моряков и в конце концов мы получили такие карты, которые не просто являлись удовлетворительными, а стояли выше английских. Затем мы занялись составлением карт больших пространств, для чего понадобились сотни плаваний (одним из них был рейс из Германии в Восточную Азию). Я пошел на это с целью способствовать распространению нашего языка и укреплению германизма.

Далее, мы создали в Циндао высшую школу, желая оказать китайцам услуги в области культуры, а также исходя из того, что расходы по распространению среди них нашей культуры окупятся и в экономической области. Я не был чужд точке зрения идеалистов, считавших, что нашей задачей является просветительная деятельность, но не забывал и того, что подобное углубление нашей работы создает для нас новые возможности на Дальнем Востоке. Под высшую школу был подведен фундамент – средняя школа для китайцев. Нам нужно было действовать быстро, чтобы англичане не вступили с нами в конкуренцию. Поэтому мы поспешно приняли решение и открыли высшую школу в то время, когда фундамент ее еще не был готов настолько, чтобы обеспечить учащимся достаточную предварительную подготовку. Впрочем, это была мелочь, на которую не следовало обращать внимания. Не министерство иностранных дел, а приглашенный мною китаевед профессор Отто Франке вел в основном переговоры с пекинским правительством и предусмотрительно договорился о том, чтобы на наших экзаменах присутствовали уполномоченные китайского правительства; благодаря этому наши выпускники получали такое же право на занятие должностей в Китае, как лица, сдавшие государственные экзамены. Таким путем мы направили в Китай целый поток молодых людей, прекрасно владевших немецким языком, знавших наши учреждения и привыкших к нашим изделиям. Особенное внимание уделяли мы медицинской науке, недосягаемый уровень которой делает ее одним из наиболее ценных орудий национально-германской пионерской деятельности.

Наша колония все больше превращалась в складочное место для германского импорта. Мы приступили к созданию выставки образцов германских товаров – прекрасной рекламы, которая никогда не была бы допущена в английской колонии. Стоя на пороге Китая, мы предоставляли его обитателям возможность познакомиться с достижениями нашего хозяйства и культуры, проявляя при этом уважение к особенностям страны, пользуясь гостеприимством и оказывая его, отвечая доверием на доверие, в качестве «королевских купцов». Год от году германизм все более укреплял свои позиции в огромной империи.

Мы имели все, кроме политики, способной увековечить результаты этой пробы германских сил. С 1896 года я не был в Циндао, но я вложил в этот город так много любви и забот, что ощутил его потерю почти физически. С гарнизоном в 3000-4000 человек и укреплениями, которые мы там построили, город мог неограниченно долго держаться против китайцев и достаточно долго против французов, русских и даже англичан. Построить же крепость, способную выдержать атаки японской армии, мы не смогли бы даже при более крупных затратах. Защищать что-либо против целого мира вообще невозможно; такого крепкого орешка просто не существует.

Мысль о создании в Восточной Азии опорного пункта, способного стать центром притяжения для немцев, была правильной; но предпосылкой для этого должна была являться дружба с Японией. Несмотря на наш протест против Симоносекского мира 1895 года{57}, ничто не угрожало серьезно нашим отношениям с Японией, пока Россия, в известной степени, оттесняла нас в нейтральную зону. Даже после крушения восточно-азиатской политики России в 1905 году хорошо продуманная японская политика не могла желать нашего удаления из Китая. Однако после 1905 года мы должны были сделать все возможное, чтобы загладить симоносекскую ошибку{}n».

Я неизменно использовал то небольшое влияние, которым обладал в этой области, чтобы добиться улучшения отношений с Токио. Насколько мне известно, германское правительство не предпринимало серьезных попыток получить от Японии заверения по вопросу о нейтрализации Восточной Азии. Японский ультиматум меня не очень поразил. Однако я считал, что наше присутствие в Китае должно быть желательным для Японии вследствие противоречий между нею и Америкой, которым предстоит еще обостриться.

Поскольку согласно моему желанию Циндао был объявлен порто-франко{59} (предполагалось, что, владея им, мы не потерпим от этого ущерба), японцы делали там неплохие дела; единственное, что и в условиях свободной торговли делало наше присутствие неприятным для Японии, был ощущавшийся в этой стране угольный голод.