Читать онлайн «Гувернер Романовых. Cудьба Пьера Жильяра в России». Страница 22

«Суббота, 11 августа. Нам сообщили, что мы должны тепло одеться, значит, нас отправляют не на юг – большое разочарование. Воскресенье, 12 августа. Полковник Кобылинский поведал мне в строжайшей тайне, что нас перевозят в Тобольск». Жильяр в последний раз повел детей на прогулку по Александровскому дворцу и долго водил их по парку, где они провели столько счастливых дней… Отъезд в Сибирь больше походил на бегство. Он состоялся поздней ночью. Однако поезд не пришел, будучи остановлен железнодорожниками, заподозрившими, что он предназначался для Царской Семьи». Они проехали через Царскосельский парк в автомобиле, затем оттуда в окружении отряда кавалерии доехали маленького вокзала в Александровке.

В 5 ч 50 мин утра 14 августа конвой окончательно покинул Царское Село. Через четыре дня и три ночи пути они достигли Тюмени, оттуда проплыли на пароходе 300 км до Тобольска, поскольку с этим городом не было железнодорожного сообщения.

Пароход «Русь» медленно проплывал мимо родного села Распутина, Покровского. Жильяр сообщает, что в тот момент все вышли на палубу: присутствующих охватили разные чувства, но все хранили молчание. В Тобольске Жильяра и Романовых разместили в бывшем губернаторском доме, переименованном новыми властями в Дом Свободы. Свита из 10 человек находилась на противоположной стороне улицы, в доме Корнилова. Жильяру отвели апартаменты в кабинете губернатора, на первом этаже, откуда он мог наблюдать за всем происходящим.

Будучи добровольным узником, он получил разрешение на прогулки по городу. Там он обнаружил недействующую тюрьму, где в 1849 году сидел Достоевский. Жильяр с большим сочувствием думал о писателе, его смертном приговоре, затем, помиловании на эшафоте, о тяжелом пути на каторгу, пребывании в тюрьмах и сибирской ссылке. Жильяр вспоминал, что тяжкие испытания выпали писателю в период правления Николая I, прадеда Николая II: «Жестокое правление Николая I, приведшее к пагубным последствиям, несмотря на реформы его потомков, в большой мере способствовало крушению монархии, свидетелем которого я являюсь». Здесь же Жильяр написал о человеке, с которым он разделял все лишения, заплатившем за ошибки своих предков и «режима, который не сумел достаточно быстро провести реформы, как того требовало историческое развитие России».

В сентябре 1917 года Керенский послал в Тобольск нового коменданта – Панкратова. По мнению председателя Временного правительства, этот человек идеально подходил для присмотра за свергнутым монархом. Эсер, непримиримый противник большевиков, он двенадцать лет провел в заключении в Петропавловской крепости, еще пятнадцать – в сибирской ссылке, в Якутске. «По мнению Панкратова Император был жестоким и безжалостным деспотом, которого он проклинал, как и все его товарищи».

Слон купается в пруду в Царском Селе. Июнь 1917 г.

Панкратов написал воспоминания под названием «Возвращение к жизни». Однажды зубной врач Кастрицкий, придя лечить царских детей, оставил эту книгу великим княжнам, которые прочитали ее и затем одолжили своему отцу. Жильяр заметил, что в конце концов оба они – Царь и комендант – стали уважительно относиться друг к другу и подолгу беседовали.

Триста вооруженных солдат вели постоянное наблюдение за домом, обнесенным высоким деревянным забором. Пленники не получали никаких газет и писем, их никто не навещал. До них не доходило никаких новостей за исключением тех, что приносил Панкратов. Положение на фронте было безнадежным настолько, что большевики – единственная политическая сила, пообещавшая немедленное перемирие, – становились все могущественнее: «Я впервые услышал, как Император пожалел своем отречении». Наконец к 15 ноября стало известно, что «Временное правительство свергнуто и власть захватили большевики». Радикальные изменения политического курса в стране через несколько месяцев приведут Царскую Семью к гибели. Романовы больше не были ставкой в борьбе правительства и Петроградского Совета, они стали абсолютно бесправными узниками новой власти.

Теперь они жили в строжайшей изоляции – им было все труднее оценивать степень опасности собственного положения: «Нам сразу же стало сложнее следить за событиями и определять их масштаб, так как информация, которой мы располагали, не позволяла понять причины и предсказать последствия происходящего. Мы были отрезаны от всего мира, от самой жизни!» До Жильяра не доходило никаких вестей из Швейцарии. Он писал, не зная, прочтут ли его письма отец и брат.

Но даже в таких условиях Жильяр оставался законопослушным швейцарским гражданином. «Позаботьтесь о том, чтобы в декларации о военном налоге указать оклад 3000 франков». В феврале из Тобольска снова пришло письмо: «Не забудьте внести изменения в мою декларацию о военном налоге, у меня только 3600 франков жалованья». Находясь в заточении в стране, охваченной войной, в сибирской глуши – думать о налогах!

Охрану несли два взвода. Взвод 4-го полка расположился в бывших классных комнатах, где солдаты во время службы играли с детьми в шашки. Взвод 2-го полка, напротив, испытывал враждебные чувства по отношению к Царской Семье. Его солдатский комитет решил вести себя с узниками строже, постепенно сменив в охране взвод 4-го полка, которым командовал полковник Кобылинский.

Жильяр встретил Рождество вместе с Романовыми, не подозревая, что оно было для них последним: «Чувствовалось, что все мы стали одной большой семьей». Он возобновил записи в своем дневнике, прерванные в 1917 году: «Пятница, 8 февраля 1918 года. Солдатский комитет сегодня после полудня принял решение заменить Панкратова на большевистского комиссара, вызванного из Москвы».

До Тобольска уже дошли новости о том, что Россия вышла из войны, что Троцкий и Ленин готовятся к подписанию сепаратного мира с Германией. Прежние охранники, служившие в 4-м полку, были демобилизованы. Из Москвы, где теперь размещалось правительство, пришла телеграмма с приказом о переводе Николая Романова и его Семьи на солдатский паек. О Романовых не забыли, их дальнейшую судьбу весьма заинтересованно обсуждали Свердлов, Ленин и Троцкий. Из них только Троцкий требовал публичного судебного разбирательства и политического приговора бывшему Царю. Он выдвинул свою кандидатуру на роль прокурора на этом процессе.

Алексей и Татьяна под конвоем солдат в Царскосельском парке. Июль 1917 г.

«Гражданин Романов», как его теперь называли, как-то пошутил, что в то время как все вокруг избирают комитеты и комиссии, он тоже создаст одну такую, и попросил Жильяра, Татищева и князя Долгорукого (они также были добровольными узниками) заняться делами их «партии».