Читать онлайн «Венецианец Марко Поло». Страница 71

Непомерно тяжкие условия жизни флорентийских красильщиков вынуждали многих из них покидать свой город, славящийся прекрасными тканями и цветной одеждой. Флорентийские красильщики были в полной зависимости от цехов ткачей и портных: последние определяли расценки за их работу и относились к ним как к нищим поденщикам. Толпы искусных мастеров-красильщиков, проклиная Флоренцию, уходили из города и устремлялись в Венецию. Здесь их принимали охотно, и с появлением флорентийских беженцев красильное дело в Венеции сильно шагнуло вперед. В Венеции красильщиков разделили на три категории. Красильщиков, работавших по черной и по другой простой краске, объединили в цех, который пополнялся из учеников-подмастерьев. Чтобы претендовать на звание мастера, они должны были проработать одиннадцать лет. Рабочий день был долог, с четырех часов утра до семи вечера; прежде чем подмастерья получали звание мастера, они сдавали трудные практические экзамены. Кроме красильщиков по черному были еще две категории красильщиков — красильщики по ценным тканям и красильщики по шелкам. Они не входили ни в какие цехи, а работали как самостоятельные мастера. Вместе с ними в Венецию переселилось немало и ткачей: созданные ими узоры, преимущественно китайского стиля, стали известны по всему свету.

На складах, принадлежавших мессеру Марко, разного сорта красок было множество, — они хранились в корчагах и бочонках, в кипах и связках; краски привозились в Венецию из множества стран; в те времена люди любили яркий цвет и широко пользовались им в повседневном быту. Краски сияли повсюду — в цветных стеклах соборов, на статуях, во внутреннем убранстве церквей, замков и домов, на ярких занавесах и коврах, на платьях женщин, на камзолах и полосатых чулках ремесленников, на роскошном одеянии знати. Венецианские мастеровые не носили пышного платья, но они не любили и тусклых тонов: они весело шли на работу, одевшись в светло-серое или коричневое, желтое или зеленое; излюбленными цветами купечества был зеленый, оранжевый, пурпурный и красный. Ярко разукрашены были даже одежды воинов, их кольчуги и сапоги, так же как и платье заезжего люда, стекавшегося в Венецию отовсюду. Оживленная городская улица или базарная площадь во времена Поло прямо-таки сверкала, радуя взор изобилием разнообразнейших красок.

Марко привез из путешествия краситель индиго и всячески старался внедрить его на рынках Венеции и других европейских городов. Но здесь в течение веков привыкли к синей краске вайде, и вытеснить ее без убытков оказалось невозможно. Тогда Марко стал в большом количестве импортировать сушеный лист вайды. Мимо чанов, где готовили эту краску, сначала он не мог и пройти — так разило от них зловонием: подмешав в краску мочи, ее выставляли на солнцепек, чтобы она перебродила. Но вскоре Марко привык к этому и уже не замечал никакого запаха. Таким же образом, как вайда, готовились и многие другие краски. В темных складах лежали груды бразильского дерева с Суматры, с Цейлона, из Индии, громоздились мешки с лакмусовыми лишайниками, чернильным орешком, сумахом, мареной, шафраном.

В отдельном, особо охраняемом месте стояли горшки и ящики с сушеным кермесом — драгоценным червецом, из которого делали чудесную пурпурную краску. На кермес постоянно был высокий спрос, и Марко вывозил этот редкий товар из Испании, Греции и Франции. Он держал также немалые запасы польской щитковки, называемой «польской кошенилью» — закупал он ее в Германии и в Восточной Европе. И кермес и кошениль добывали с большим трудом: кермесового червеца собирали на дубах женщины по ночам, пока не сошла роса, польская щитковка держалась на кустах, которые приходилось выкапывать и, обобрав с них насекомых, снова сажать в землю. Для бедной женщины было большой удачей, если она своими длинными ногтями — ногти следовало специально отращивать подлиннее — могла собрать два фунта червеца в день. Мессер Марко превосходно наживался, сбывая отборного кермеса лекарям, которые останавливали им кровотечение при ранениях, применяли при кровоизлиянии в глазу и, главное, лечили им сердце от слабости — для этой цели кермес считался средством несравненным.

Путешествия Марко и созданная им книга сделали его имя хорошо известным далеко за пределами Венеции. Однажды его посетил знаменитый человек — их дружеские беседы были полезны обоим. Этот знаменитый человек — не кто иной, как Пьетро д’Абано (около 1250–1316 гг.), профессор медицины в Падуанском университете, прославившийся и как врач и как философ[105]. Для своего времени он был весьма смелым мыслителем и писателем — неудивительно, что ему не раз приходилось сталкиваться с властями. Пьетро д’Абано был горд знакомством с мессером Марко — огромный опыт и широчайшие сведения венецианца, его острая наблюдательность произвели на профессора глубочайшее впечатление. Возвратившись в Падую, он написал на латинском языке трактат под названием «Conciliator differentiarum philosophorum praecipue medicorum»[106]. В трактате, среди прочих проблем, знаменитый врач рассматривает следующий вопрос: «Возможно ли жить под экватором?» В связи с этим он описывает некую крупную звезду, которая видна в Занзибаре, и в подтверждение ссылается на слова мессера Марко:

Об этом, наряду со многим другим, говорил мне Марко Венецианец, [а он] является человеком, объездившим в своих путешествиях свет в большей мере, чем кто-либо другой, кого я только знаю, а исследователь он самый прилежнейший. Он видел эту самую звезду ниже Антарктического полюса; у нее большой хвост в виде следующей фигуры [следует рисунок]. Он говорил мне также, что видел Антарктический полюс как бы на расстоянии боевого копья над землей, а Арктический [полюс] совсем скрылся. Он сообщил мне, что оттуда привозят к нам камфору, алойное и бразильское дерево. Он говорил, что жара там сильная, а жилищ мало. Все это он видел в действительности на одном острове, куда он прибыл морем. Он говорит еще, что люди там весьма крупные и что там есть очень большие бараны, у которых шерсть такая же грубая и жесткая, как щетина у наших свиней.

Далее д’Абано ссылается на Марко при решении аристотелева вопроса: «Почему те, кто живет в жарких краях, робки и, наоборот, кто живет в холодных краях, мужественны?» По этому поводу д’Абано пишет:

Я слышал от Марко Венецианца, который пересек экватор, что, как он убедился, люди там крупнее телом, чем [люди] здесь, и что происходит это потому, что в тамошних местах человек не сталкивается с холодом, который истощает тело и делает его меньше в размерах.

Восторженность, с которой Пьетро д’Абайо ссылается в своем трактате на Марко, почтительное отношение к нему как к высочайшему авторитету, нескрываемая гордость при словах: «он говорил мне», «я слышал от Марко» — все это свидетельствует, что по крайней мере некоторые просвещенные люди еще при жизни мессера Марко признавали и высоко ценили знания и опыт венецианца — не говоря уже о его книге. Вполне возможно, что падуанский профессор медицины читал и книгу Марко, — он, видимо, осознал вклад венецианского путешественника в науку и признавал его авторитет уже безоговорочно.