Читать онлайн «Воспоминания». Страница 22

Третьим из них было посещение Государя и императрицы шведской королевской четой в финляндских шхерах, где по давно заведенному обычаю царская семья проводила часть лета.

Приезд шведских гостей хотя и не был лишён некоторого политического значения, так как короля сопровождал в его путешествии министр иностранных дел граф Эренсверд, не имел тем не менее характера политического события, который неизбежно носили свидания Государя с императором германским, несмотря на их периодичность и на то обстоятельство, что они тщательно прикрывались флагом близких семейных отношений.

Между Россией и Швецией до 1914 года существовали, как казалось, прочно установившиеся добрососедские отношения, не нарушавшиеся политическими недоразумениями или пограничными спорами. Россия относилась с искренней благожелательностью к своему северному соседу и поддерживала с ним оживленные торговые сношения. Тем не менее за последние годы до великой европейской войны стали обнаруживаться некоторые симптомы, указывавшие на появление в шведском общественном мнении известной тревоги, вызываемой постоянно появлявшимися в местной печати слухами о каких-то неприязненных намерениях России по отношению к Швеции. Происхождение этих слухов должно быть отнесено к попытке моего предшественника А. П. Извольского снять лежавший на Аландских островах со времен Парижского мира 1856 года сервитут, на основании которого Россия не могла воздвигать на этом архипелаге военных сооружений. Следует тем более пожалеть о том, что этот вопрос был поднят, что он не имел для нас практического значения. В мирное время постоянные военные сооружения были излишни, а в политическом отношении они были даже нежелательны, потому что являлись бы в глазах шведов угрозой их столице вследствие близости к ней архипелага. В случае военной опасности, как это было доказано опытом войны 1914 года, Аландские острова могли быть весьма быстро, путем минных заграждений, приведены в должное состояние обороны и таким образом преградить неприятельским силам доступ в Ботнический залив. При моём вступлении в должность министра иностранных дел я решил тотчас же прекратить всякие переговоры об Аландских островах, чтобы не создавать между нами и Швецией нежелательных недоразумений, тем более что мне было известно, что берлинские правящие сферы поддерживали тревожное настроение, создавшееся в Стокгольме в связи с поднятием долго и спокойно дремавшего вопроса об Аландском архипелаге. Основания к такому беспокойству, как сказано, на самом деле не могло быть ни малейшего. Поэтому нам важно было не давать означенному настроению укрепляться в соседней стране, с которой мы желали жить в мире и согласии.

Прибытие в русские воды короля и королевы Швеции, встреченных чрезвычайно радушно Государем и императрицей, дало мне желанную возможность сделать все от меня зависевшее, чтобы рассеять в наших шведских гостях всякие подозрения в существовании у нас каких-либо недружелюбных замыслов против Швеции.

Как можно было предвидеть, граф Эренсверд сделал аландский вопрос главным предметом наших разговоров.

В это время у дел находился либеральный кабинет г-на Валенберга, который не обнаруживал склонности поддаваться в своей внешней политике внушениям Германии, а скорее симпатизировал нашим французским союзникам и английским друзьям. Такого же направления придерживался, само собою разумеется, и шведский министр иностранных дел, о деловых беседах с которым на Питкопасском рейде у меня сохранилось приятное воспоминание. Не принимая на себя никаких новых обязательств по отношению друг к другу, мы тем не менее без труда могли установить, что ни Россия, ни Швеция не преследовали политических целей, направленных против безопасности другой стороны, и не имели в виду входить в какие-либо соглашения, преследующие подобные цели.

Что касается в частности аландского вопроса, то я с полной искренностью мог дать шведскому министру иностранных дел от имени русского правительства положительные уверения, что Россия отнюдь не имеет намерения предпринять какие-либо меры для превращения Аландского архипелага в наступательную базу против Швеции. Вся предшествовавшая дружественная политика России по отношению к Швеции, начиная с Фридрихсгамского мира, т. е. более чем сто лет, придавала весьма реальную ценность миролюбивым уверениям русского правительства, и мне оставалось только надеяться, что наши шведские гости отнесутся к ним с должным доверием.

Военные действия между Балканским союзом и Турцией открылись объявлением войны Черногорией Порте 8 октября 1912 года. Это событие совершилось в день моего приезда в Берлин на обратном пути из Лондона и Парижа в Петроград, куда я прибыл 10-го. Хотя остальные члены союза ещё не объявляли Турции войны, в Болгарии, Сербии и Греции мобилизация производилась с лихорадочной поспешностью, и все предвещало скорое наступление первых вооруженных столкновений в Македонии.

Перед моим отъездом из Парижа между г-ном Пуанкаре и мной были уставлены следующие три основные пункта для совместных заявлений, действовавших по полномочию всех великих держав, русского и австро-венгерского представителей в Белграде, Софии, Афинах и Цетинье: 1) державы порицают всякий шаг, могущий привести к нарушению мира; 2) на основании статьи 23-й Берлинского договора державы, в интересах христианского населения, возьмут в свои руки проведение административных реформ в Европейской Турции, сохраняя неприкосновенными права султана, а равно и территорию Оттоманской империи; 3) если бы, тем не менее, между балканскими государствами и Портою возникла война, то державы не допустят по окончании её никакого изменения территориального статус-кво Европейской Турции.

В этих трёх пунктах, принятых великими державами без возражений, воплотилась наша попытка предотвратить в последнюю минуту надвигавшуюся опасность балканской войны со всеми её непредусмотренными последствиями. Я мало верил в успех наших миролюбивых усилий. Достигшие полного объединения в военном отношении, балканские союзники горели желанием помериться силами с исконным врагом и свести с ним окончательные счеты за вековое и безжалостное угнетение. Остановить их порыв обещанием новой коллективной попытки держав принудить Турцию провести наконец в жизнь много раз обещанные и никогда не выполненные реформы, особенно после того, как сами державы неоднократно то открыто, то под рукой из своекорыстных видов препятствовали их осуществлению, было чрезвычайно трудно. Жребий был брошен, и друзьям балканских народов оставалось только позаботиться о том, чтобы в случае неблагоприятного исхода для балканцев войны смелая их попытка не повлекла для них за собой чересчур тяжелых последствий и не отразилась бы на судьбе македонских христиан, ухудшив ещё и без того еле выносимое их положение. В этом смысле третий из принятых державами пунктов имел в моих глазах главным образом то значение, что давая удовлетворение Турции как субъекту наступательной политики союзников, он вместе с тем служил ручательством, что балканские государства в весьма возможном случае военного поражения не подвергались бы риску уменьшения своих и без того незначительных территорий.