Читать онлайн «Книгоиздатель Николай Новиков». Страница 32

Либеральный камуфляж первых лет екатерининского царствования позволил Новикову беспрепятственно выпустить в свет курс лекций профессора-масона Я. И. Шнейдера «Рассуждения на Монтескиеву книгу „О разуме законов“» (1782), а шесть лет спустя — острый политический памфлет давнего корреспондента русской императрицы И. Г. Циммермана «Народная гордость». Яркое выступление немецкого просветителя против национальной ограниченности и шовинизма несомненно встретило сочувственный отклик у русских читателей. Не мнимое благородство происхождения, не торжество грубой силы, а только успехи наук и искусств, гуманное и справедливое правление могли служить, по их мнению, законным основанием для патриотического чувства. «Я почитаю за республиканца, — писал Циммерман, — такого человека, который всему предпочитает любовь к своему Отечеству, законам и безмерную имеет ненависть к деспотизму»[121]. Эта формулировка гражданских добродетелей была настолько емкой и привлекательной для каждого просвещенного человека, что сама Екатерина II в письме Циммерману от 29 января 1789 г. поспешила объявить себя «республиканкой»[122]. Прошли четыре года, и Новикову пришлось открещиваться перед грозным Шешковским от этой «мерзкой книги» и делать вид, будто бы он никогда не имел о ней никакого представления. Трудно поверить его словам, вспомнив сколь горячо рекомендовались на страницах «Московских ведомостей» философские рассуждения Циммермана[123]. Французская революция внесла серьезные коррективы в политику русского правительства.

Судя по характеру вопросов Шешковского, издание книги Циммермана, напечатанной без указания фамилии автора, притом в переводе с французского языка, первоначально инкриминировалось Новикову как одно из тягчайших преступлений. Дальнейшее следствие показало полную несостоятельность попыток обвинить издателя в сочувствии якобинцам, и Екатерина, как не раз уже бывало, постаралась забыть этот досадный для нее эпизод.

Поиски позитивной политической программы не ограничились у Новикова изданием сочинений историков и юристов. Воздавая должное мудрым законодателям прошлого, он понимал, как далеки были от идеала рабовладельческие республики и могущественные империи, где по прихоти судьбы на смену просвещенному монарху приходил жестокий деспот. Царство разума и добра казалось недостижимым в реальной действительности, и все-таки воображение мыслителей упорно искало пути к раскрепощению духовных и производительных сил общества. За четверть века своей издательской деятельности Новиков напечатал полтора десятка социально-философских утопий. Самыми интересными среди них по праву следует признать аллегорическую повесть немецкого писателя-масона Г. В. Бериша «Путешествие добродетели» (1782) и вымышленное жизнеописание афинского сенатора «Аристид, или Истинный патриот» (1785). Политические идеалы авторов этих книг на первый взгляд не отличались особой оригинальностью. Страстные филиппики против деспотизма, хвалы просвещенной монархии и «святой вольности» давно уже стали привычными русским читателям. Своеобразие общественной позиции Бериша и его анонимного единомышленника проявилось прежде всего в их отношении к официальной религии. Как истинные масоны, они гневно ополчились против двух самых страшных врагов человечества — атеизма и суеверия. Проповедь «внутренней» церкви и единобожия, нападки на алчных и невежественных «жрецов» явно пришлись не по нраву духовным цензорам. Екатерина не запретила «Аристида», как предлагал архиепископ Платон, однако стремление неизвестного автора противопоставить тружеников-крестьян тунеядцам в коронах и рясах едва ли осталось незамеченным властями и читателями[124]. «Человек, полезнейший в государстве, — писал философ-масон, — есть тот, который вместо одного произведет два колоса… Ты не сыщешь в целом свете единого земледельца, который бы когда-нибудь вредил своему Отечеству своими трудами, а тысячи государей, полководцев и жертвоприносителей обагрили мир своим примером и обременили своими действиями»[125]. Не удивительно, что человек столь радикальных взглядов в принципе признавал за народом право изгонять дурных царей.

Положение крестьянства и «умеренность» правления были основными критериями при оценке благосостояния той или иной страны в изданной Новиковым книге Л. А. Караччоли «Путешествие Разума в европейские области» (1783). «Порабощение (т. е. крепостное право — И. М.), — писал итальянский философ, — бывает источник скудности. Истребляя ревнование, оно истребляет земледелие и торговлю»[126]. Крепостническая Польша и нищая Испания, где еще не угасли костры инквизиции, кровожадные турецкие янычары и легкомысленный Людвиг XVI произвели на путешественника Люцидора удручающее впечатление. Только на севере Европы и среди Альпийских гор сохранились еще «оазисы» вольности: Швеция и Швейцария, населенные свободными от крепостной зависимости, богатыми и трудолюбивыми крестьянами. Отправляясь в Петербург, герой мечтал о встрече с просвещенной императрицей, даровавшей своему народу мудрые законы. Путешествие по России заставило его умерить первоначальные восторги. Русский перевод беседы Люцидора с екатерининскими министрами изобиловал странными многоточиями, которые заменили по цензурным соображениям резкие высказывания итальянского гостя против крепостничества и фаворитизма[127].

Негативная критика отдельных пороков русской государственной системы давно уже стала для Новикова пройденным этапом. Утратив надежду на благотворные реформы «свыше», он обратился к самостоятельным поискам панацеи, которая могла бы исцелить социальные язвы его Отечества. В 1783 г. Новиков напечатал книгу немецкого ученого-экономиста Ф. В. Таубе «История о аглинской торговле, манифактурах, селениях и мореплавании». Последняя глава этого серьезного, хорошо документированного исследования была посвящена анализу причин, побудивших северо-американские колонии к войне за независимость. Все собранные педантичным ученым факты явно свидетельствовали в пользу повстанцев, однако он не мог и не хотел признать за ними права на бунт против законной власти. Насильственные методы борьбы с социальным злом в корне противоречили идеологии умеренных просветителей, а тем более учению масонов. Жестокие преследования властями деспотического государства инакомыслящих открывали перед жертвами произвола иной, менее радикальный путь к спасению. Именно его и избрал герой повести Ж. П. Рабо Сент-Этьена «Торжество немилосердия» (1782), несчастный гугенот, бежавший из своего Отечества. Для гуманиста и патриота Новикова и «бунт» и эмиграция были принципиально неприемлемы. Оставалось только мечтать о мирном преобразовании русского общества путем нравственного перевоспитания каждого из его сограждан.