Читать онлайн «В сердцевине ада: Записки, найденные в пепле возле печей Освенцима». Страница 59

Заказы на второй и третий крематории последовали в ноябре 1941 и осенью 1942 годов: соответственно, в марте — июне 1943 года крематории один за другим становились в строй (первым крематорий IV, за ним крематории II и V). Последним, в конце июня, был запущен крематорий III. Теперь именно им, крематориям фирмы «Топф и сыновья», предстояла большая работа и предназначалась центральная роль, но не в утилизации отходов и не в профилактике эпидемий, а в окончательном решении еврейского вопроса, в уничтожении раз и навсегда всей этой вражеской еврейской плоти.

Карл Прюфер и Фриц Зандер, ведущие инженеры фирмы, ощутив громадьё задач, соревновались друг с другом в поиске новых решений и технологий, могущих обеспечить прорыв в печном деле по утилизации трупной массы. В своих усилиях они далеко превзошли аппетиты даже своего кровожадного заказчика. Так, Прюфер разрабатывал идею круговых печей, а Зандер — своего рода огненного конвейера, способного работать практически безостановочно. В письме Зандера руководству своей фирмы от 14 сентября 1942 года прямо говорится, что речь идет об эффективной массовой кремации, в условиях войны не оставляющей места какому бы то ни было пиетету, чувствительности или сентиментальности по отношению к трупам[237], зато в условиях конкуренции возникает острая необходимость оформления на его изобретение патента[238].

Между тем первая пробная топка принесла «неутешительные» результаты: сгорание трупов (по три в каждой из пяти пущенных печей) протекало чрезвычайно медленно (целых 40 минут!), после чего технические эксперты фирмы-производителя рекомендовали поддерживать пламя непрерывно в течение нескольких дней. Уже в марте 1943 года в газовне крематория II был впервые умерщвлен целый еврейский эшелон — партия из Краковского гетто.

Крематории II и III были настоящими печными монстрами: они имели по 15 топок (5 печей, каждая на 3 муфеля), тогда как крематории IV и V — всего по 8. Их суточная пропускная способность составляла, согласно немецким расчетным данным, по 1440 и 768 трупов соответственно. В горячие дни работа на них была круглосуточной, двухсменной, и пропускная способность скорее всего реально перекрывалась.

И для природной эсэсовской наблюдательности, сноровки и рационализаторства тоже находилось достойное место: так, ущерб от того, что трупы кидались в печи немного сырыми (поскольку перед этим их волокли по цементному полу, периодически обдаваемому водой из шланга, — тогда трупы скользили, и их легче было подтаскивать к печам), с лихвой перекрывался тем, что мужские трупы клались посередке, детские сверху, а женские (в них, как правило, больше жира) — по бокам[239].

А покуда крематории в Биркенау еще только строились, их подменяли два других временных цеха аушвицкой фабрики смерти, расположенные поблизости. Два крестьянских подворья (до этого и для этого их польских хозяев принудительно выселили) были переоборудованы в центры по умерщвлению людей с помощью газа — в так называемый бункер № 1, или «Красный домик», с двумя бараками-раздевалками, и бункер № 2, или «Белый домик», — с четырьмя. Поблизости располагались склады для одежды, а также так называемые Effektenkammer — хранилища для «отходов производства» — золотых коронок, драгоценностей, одежды, личных вещей и даже волос убитых людей[240]. Сами трупы первоначально закапывались в глубокие рвы, что позднее было признано не слишком удачной идеей — из-за опасности отравления грунтовых вод[241] трупными ядами[242].

В конце сентября 1942 года массовые захоронения[243] были вскрыты, все трупы эксгумированы, а их останки сожжены на кострах в огромных ямах. Во время венгерской запарки вновь обратились к практике сжигания трупов на кострах, но тогда ямы были приготовлены просто гигантские — 50 м в длину, 8 м в ширину и 2 м в глубину, к тому же еще и специально оборудованные (например, желобками для стекания жира — чтобы лучше горело[244]. Вплоть до пуска в строй в Биркенау в 1943 году четырех новеньких, с иголочки, крематориев трупы из газовен подвозили к этим ямам-костровищам на тележках, передвигавшихся по импровизированным рельсам. В помещениях, прилегающих к газовням, были устроены сушилки для волос и даже золотая плавильня.

Поистине — образцовая фабрика смерти и ее цеха!

Гитлер с Гиммлером — как рачительные хозяева, а евреи — как дешевые чернорабочие и одновременно как недорогое сырье. Местное или импортное — неважно: на транспорте тут не экономили.

Все это, однако, требовало организации постоянных рабочих команд, обслуживавших эти чудовищные комплексы.

Уже августом 1941 года датируется и первое обозначение «Kommando Krematorium» в табеле рабочих команд концлагеря. Устно она называлась еще и «Коммандо-Фишл», по имени Голиафа Фишла, ее капо[245]. Эта команда была очень небольшой и состояла из 12, а позднее из 20 человек[246] — трех, а позднее шести поляков (в том числе капо Митек Морава) и девяти, а позднее 15 евреев. Контакт с другими узниками более не допускался: для надежности евреев-«зондеркоммандо» поселили в подвале 11-го блока, в камере 13 (польские же члены «зондеркоммандо» жили в обыкновенном 15-м блоке, то есть в контакте с остальными узниками).

Всех поляков расстреляли в самом конце в Маутхаузене, а вот двое из евреев каким-то чудом уцелели во всех чистках «зондеркоммандо» и дождались освобождения[247]. Настоящие «бессмертные»!

Один из этих двоих — Станислав Янковский. Его настоящее имя — Альтер Файнзильбер[248]. Воевал в Испании, выдавая себя за поляка-католика, а имя «Станислав Янковский» взял себе во Франции, чтобы скрыть свое еврейство, но хитрость не помогла. Он был арестован французской полицией и идентифицирован ею как еврей: это предопределило его маршрут — сначала в сборный еврейский лагерь в Дранси, оттуда в транзитный лагерь в Компьен, и уже из Компьена — 27 марта 1942 года, в составе транспорта из 1118 человек (сплошь взрослые мужчины, без женщин и детей) — он прибыл в Аушвиц 30 марта.

Из 11-го блока основного лагеря — пешим маршем по хлюпающей болотистой дорожке — весь транспорт целиком попал в Биркенау, где Файнзильбера-Янковского, собственно, впервые зарегистрировали и поместили в 13-й блок. Начальником блока был эсэсовец, старостами немцы-заключенные, по любому случаю избивавшие рядовых узников и докладывавшие на утро начальнику блока о том, сколько их за ночь сдохло. Тот бывал доволен или недоволен в зависимости от цифры: 15 — это как-то мало и несолидно, а вот 35 — хорошо.