Читать онлайн «Я молнию у неба взял...». Страница 21

Года через два с половиной у меня накопилось 83 истории болезни, и я — не врач — решил поднять вопрос об аэроионотерапии — новом методе лечения в Калужском городском отделе здравоохранения. Я подал докладную записку, в которой была кратко изложена теория вопроса. Теория исходила из того, что при отрицательном знаке полярности «действующим лицом пьесы» был электрон.

Обмен электронами, электронные потоки, электрический ток… Электроны — причина микродинамики органических систем. Свободные электроны — вот истинные герои невидимого мира, его основных превращений, образований и преобразований. Живой организм ― электронная и ионная машина. В элементарных структурах, в живых образованиях происходит непрерывное перемещение электронов — перескоки их с одного атома на другой, с одного уровня на другой, электронные бури, электронные ураганы, остающиеся для нас невидимыми, но учитываемые каждой молекулой, каждой живой клеткой с величайшей точностью. Фантазия не может представить себе всей необычной сложности электронных перемещений внутри организма. Это — особый мир особой конструкции, труднодоступный нашему воображению и подчиняющийся только строжайшим физико–математическим законам, ныне — законам квантовой механики.

Эта наука сочетает математические уравнения, точно описывающие некоторые явления в мире атомов, которые можно подтвердить экспериментально, с преобладающим количеством формальных математических выкладок, которые, однако, не могут быть моделированы, то есть представлены наглядно. Квантовая механика позволяет проникнуть в наиболее глубокие участки атомного мира и, в конечном итоге огромной работы, может привести к пониманию реакций, определяющих жизнедеятельность организма. Так из квантовой физики и квантовой химии должна будет родиться квантовая биофизика и квантовая биохимия, а из них — квантовая физиология, квантовая биология и, наконец, квантовая медицина. На все нужно время и бездны размышлений. Но мы стоим на пороге этих новых наук, ведущих нас в светлое будущее. Как–то Константин Эдуардович сказал мне:

— Александр Леонидович, вот вы разговаривали с Максом Планком и спросили у него: когда квант действия будет применен в биологии? И он вам ответил: когда этого захотят биологи! И на ваш второй вопрос: может ли это быть, он ответил: может… Ведь это было так многозначительно, если не сказать больше. Макс Планк!

В июле 1925 года в Колонном зале Дома Союзов в честь двухсотлетия Академии наук — тогда Всесоюзной Академии наук — был дан банкет, на который среди других ученых пригласили известного физика профессора Берлинского университета Макса Планка. Меня познакомил с ним президент Академии наук Александр Петрович Карпинский. Он подвел меня к сидевшему за столом Планку и сказал, что я прошу разрешить задать ему один научный вопрос. Планк встал и протянул мне руку. Это был высокий человек, уже лысый, рыжеватый, во фраке с большим белым крестом с золотым ободком под галстуком на белоснежном пластроне. Говоря, он улыбался и старался, чтобы собеседник его понимал. После краткого разговора он задал мне также один вопрос:

— Вы корреспондент или биолог?

Когда я ответил, что я биофизик, он сказал:

— Это меня чрезвычайно радует, но то /он подчеркнул это слово/ будет еще не так скоро.

— Если свет квантуется, — ответил я, — то наиболее тонкие атомные процессы в организме…

Я не кончил фразы.

— О, — произнес он, поглаживая ус, — это — дело многих десятилетий.

Таков был наш разговор с Максом Планком, одним из величайших физиков мира! Его необычайное чутье было верным. Физическая химия уже была близка к квантово–механическим воззрениям. Мои же вопросы были более чем преждевременны и даже неосторожны. Что делать!

Возникновение электронной медицины, впервые так удачно названной К. Э. Циолковским, можно отнести именно к тому времени, когда я совместно с двумя калужскими врачами — С. А. Лебединским и А. А. Соколовым — накопил те 83 истории излечения отрицательными ионами воздуха ряда заболеваний разной этиологии и патофизиологии.

Электронная медицина… Это — фундаментальный факт.

После того, как была доказана корпускулярная природа электричества — электричество состоит из частиц — оказалось, что эти частицы, именно ионы, можно вдыхать. В этом суть аэроионотерапии. Пусть мы вдыхаем электричество в очень малых количествах, но качественно оно ничем не может быть пока что заменено. Во имя этого большого, нового дела можно было поработать, поспорить, побиться с врагами нового, прогрессивного. Стоило ли? Да, стоило!..

Борьба за новую электронную медицину была очень ожесточенной и длительной из–за двух основных причин: во–первых, не была создана биологическая квантовая механика, которая давала хотя бы приближенное объяснение поразительным фактам, полученным мною в опытах и наблюдениях, и, во–вторых, автор руководствовался больше экспериментом и интуицией, чем теоретическим толкованием явлений, возникающих при воздействии на организм электронами или ионами. Та же теория, которая была в свое время построена автором в труде «Морфогенез и эволюция с точки зрения электронов», не была опубликована. Тогда уже я мог сказать, что в основе всякого биохимического явления лежит электрическое, точнее — электронное явление. А это пришло в науку только в пятидесятых годах, и теперь уже стало трюизмом, что в основе всякого патологического изменения лежат биохимические явления.

Только теперь, благодаря блестящим работам физиков в недавнее время, можно уже постепенно привлекать квантовую механику на службу «электронной медицине», «электронной биологии» и «электронной физиологии». В этом направлении эксперимент определил теорию, которую придется создавать уже следующим поколениям.

Во второй четверти XX века в медицине наступила новая эра — медикам пришлось посторониться, в медицину дружной гурьбой вошли физики, биофизики, инженеры самых различных специальностей, химики, физико–химики, математики, наконец, кибернетики и другие специалисты, ничего, казалось бы, не имеющие общего с медициной. Но это неверно: к медицине, как и к любой другой науке, имеет отношение всякий ученый, кто хочет и может улучшить эту науку своими знаниями, своим талантом.

Владимира Леонидовича Дурова я заочно знал еще с детства, когда он выступал со своими дрессированными зверями в Москве и в других городах Европы. Но только в конце 1923 года мой хороший знакомый, инженер Бернард Бернардович Кажинский, познакомил меня с В. Л. Дуровым. Между Владимиром Леонидовичем и мною с первых же дней установилась большая человеческая дружба, которая не прекращалась до последних дней его жизни. С тех пор я стал постоянным гостем семьи Дуровых, принимал активное участие во всех интереснейших исследованиях, проводившихся в Практической лаборатории по зоопсихологии, основанной Наркомпросом для углубления и расширения замечательнейших работ В. Л. Дурова.