Читать онлайн «Записки писателя». Страница 97

Из очень отдаленного прошлого вспоминается мне курьезный, хотя и мелкий случай, как однажды у наших общих знакомых ночевали мы на даче в Одинцове и наутро большой компанией поехали в Звенигород любоваться видами, о которых так много все говорили.

По предложению Константина Сергеевича при осмотре монастыря решили взобраться на колокольню, чтобы оттуда с высоты поглядеть на окрестные дали.

Тут и произошло нечто, заставившее нас поскорее сойти вниз: Константин Сергеевич запутался в колокольных веревках, зацепил головой какую-то петлю, дернул что-то неведомое — и колокола зазвонили в неурочное время.

Все реже и реже становится круг старых друзей и спутников. Почти уже никого из них не остается в живых. В 1945 году умер Викентий Викентьевич Вересаев (Смидович), с которым мы были в самых добрых отношениях в течение почти полувека. Мы ровесники с ним. Каждому из нас было лет под тридцать, когда мы впервые встретились в Петербурге, в Обуховской больнице, где он служил врачом.

Как сейчас его вижу в белом халате спускающимся по широкой каменной лестнице. Мы вместе с Буниным только что приехали из Москвы и пошли к нему по какому-то литературному делу — по какому, сейчас не вспомню. Помню только, что именно здесь, в вестибюле больницы, он сообщил нам, что в настоящее время увлечен работой над большой книгой, которая будет называться «Записки врача», которую он не то уже написал, не то накапливает для нее материалы.

В это время он был уже известным молодым писателем-беллетристом, чьи рассказы появлялись в лучших журналах, и его имя называлось не только в литературных, но и в читательских кругах как многообещающее.

Тогда возлагались большие надежды на трех молодых писателей: Горького, Вересаева и Чирикова. О них везде говорили, их читали, в них верили. Книга Вересаева «Записки врача» наделала много шума и упрочила за автором литературное имя.

Вскоре Вересаев переехал в Москву, где уже существовал наш кружок молодых писателей — «Среда».

По приезде Вересаев, конечно, сделался немедленно членом «Среды» и неустанным ее посетителем. Не однажды и сам он читал нам свои новые произведения, а также с присущей ему прямотой критиковал новинки товарищей.

Время было ответственное. Назревали мало-помалу события, волновавшие молодежь. На наши «Среды» стал нередко наезжать Горький, затеявший в Петербурге издательство «Знание». В первом же сборнике «Знание» участвовала вся наша «Среда», в том числе, конечно, и Вересаев.

К этому времени некоторые из молодых товарищей наших, как Леонид Андреев, Куприн, Бунин, Скиталец, успели создать себе крупные писательские имена, которые вместе с именами Горького и Вересаева загремели по всей стране. Чем туже затягивали правительственные круги петлю на шее народной, чем безответственней вели себя черносотенцы, тем резче проявляла общественность свои протесты.

У нас в «Среде» общественностью ведал главным образом Вересаев, которому все доверяли. Писались от имени «Среды» резкие статьи, подписывались петиции, устраивались публичные выступления. Чем ближе к 1905 году, тем усиленнее проявляла себя «Среда». Мы издавали свои книжки и сборники, а деньги от них шли на общественные нужды. И в этих изданиях Вересаев всегда принимал близкое участие.

Во время японской войны Вересаев был отправлен в качестве врача в Маньчжурию, по возвращении откуда и поделился с нами своими жуткими воспоминаниями.

Шли годы за годами… Члены «Среды», крепко связанные долговременной дружбой, не расходились в разные стороны. Когда «Знание» замерло, товарищи по «Среде» немедленно основали в Москве «Книгоиздательство писателей», где Вересаев был одно время председателем правления, а каждый из нас по очереди редактировал наши сборники «Слово». Кроме того, и Вересаев и я были много лет членами дирекции Литературно-художественного кружка и вместе делали и там наше общее дело.

На протяжении огромной полосы жизни я встречался с Викентием Викентьевичем постоянно и часто и привык уважать в нем неизменно преданного делу работника, прямого и смелого в правдивости, человека честных и светлых взглядов.

Я не вхожу здесь в оценку его литературных работ, которые говорят сами за себя. Я вспоминаю только наши долголетние товарищеские отношения, что никогда не бывали омрачены никакой размолвкой.

Совсем незадолго до своей смерти он читал мне отрывки из своих новых воспоминаний о некоторых членах нашей «Среды». Мне было непонятно, почему он характеризует одного из старых товарищей только как «Николая Ивановича», не называя его фамилии.

— Ведь это же — Тимковский, — возражал я. — Почему вы не называете его по фамилии?

— Так лучше, — отвечал Викентий Викентьевич. — Я о нем наговорил немало горького.

Ушел спутник чуть не всей моей писательской жизни, человек талантливый и высококультурный, верно и славно прослуживший шестьдесят лет родной литературе.

В течение всей своей жизни он сохранял свою писательскую индивидуальность. Каким был вначале, таким же остался и до конца — прямым и верным, сохранившим до конца дней свое писательское лицо.

Сохранить свою индивидуальность, свое лицо в искусстве — будь это литература, музыка, живопись, сцена — считалось большими мастерами искусства в минувшее время очень существенным и важным.

С этим пришли к нам Щепкин и Станиславский, Глинка и Чайковский, Репин и Левитан, Толстой и Горький. Никто из них не угождал временным требованиям сторонних судей или казенным вкусам чиновного влияния.

На этой почве сейчас вспомнился мне родоначальник русского жанра, крупный художник Павел Андреевич Федотов, столетний юбилей со дня смерти которого отмечался в 1952 году. Не знаю, известен ли этот любопытный случай, но мне передавал о нем Я. Н. Жданович (в свое время работавший в архиве Института мировой литературы имени М. Горького), в чьих руках был рисунок Федотова, о котором речь впереди.

Перед Федотовым было поставлено в свое время требование в академических классах, для него весьма затруднительное. На конкурсное испытание дана была общая классическая тема: «Похищение огня с неба».

Имелся в виду, конечно, легендарный Прометей, похищающий огонь у Зевса из его очага или, по иной версии, из солнечной колесницы. Открывался большой простор для фантастических группировок, за что и принялись молодые художники, каждый по-своему, но в пределах казенных требований.

Федотов, однако, остался верен себе. Обязательную тему «Похищение огня с неба» он как жанрист-сатирик в своем рисунке изобразил совершенно оригинально и неожиданно.