Читать онлайн «Книга побед. Чудеса судьбы истории Тимура». Страница 7

Приготовляясь к семилетнему походу против второго великого соперника-джехангира, султана османских турок, Баязида Молниеносного, грозы и победителя западноевропейских рыцарей, Тимур совершил подготовительный поход в Северную Индию, где разгромил (1398–1399 годы) Дели, дошел до Ганга и с богатой добычей (жалованием своим богадурам за семь лет вперед) вернулся для короткой передышки в Самарканд, чтобы оттуда двинуться на дальний Запад.

Тимур разгромил египетского султана Фараджа, союзника Баязида, захватил Сирию и вторгся в Малую Азию; он выбрал позицию, крайне удобную для маневрирования своей лучшей в мире конницы и неудобную для действий лучшей в мире пехоты Баязида, при Ангоре (теперешняя Анкара – столица Турецкой Республики), и в 1402 году нанес решительное поражение непобедимому султану османов. Отделавшись от последнего крупного соперника, Тимур стал готовиться в поход на Китай, чтобы получить формальное право на владычество над миром, и во время похода умер в феврале 1405 года. После его смерти громадная империя быстро распалась: Тимуриды не были так счастливы, как потомки Чингисхана.

Удивительный, но безумно жестокий, хотя и очень набожный, воин и военачальник, создатель покрытой знаменем «правой веры» огромной феодально-племенной империи, Тимур представлялся потомству любопытным философом-моралистом, развивавшим очень интересные теории о природе власти правителя, о единстве человеческого рода, нарисовавшим блестящий образ, теоретический и практический, владыки мира. Громадной эрудицией он привел в восторг своего современника, знаменитого историка Ибн-Халдуна, своими постройками в Самарканде, художественным вкусом удивил не только современников, но и далеких потомков.

Некоторые знатоки истории военного искусства утверждают, что знаменитые наполеоновские стратегия и тактика, казалось бы, не имеющие аналогов, на самом деле заимствованы у Тимура; знаменитый «джехангир» Запада будто бы удачно копировал и развивал теорию и практику Железного Хромца XIV века.

Был ли автором «Автобиографии» сам Тимур, или она принадлежит другому автору, написавшему ее, быть может, по данным «Истории подвигов» Тимура – официальной летописи, которая велась – так утверждается в самой «Автобиографии» – при его дворе? «Автобиография» пытается опровергнуть тезис о неграмотности Тимура, о его необразованности: он учился в школе, был старшим учеником; с большой охотой сидел у ног «улемов» (духовных наставников, пропагандистов ислама); впитывал в себя тогдашнюю мудрость, был очень начитан в Коране – энциклопедии религиозно-философских знаний той эпохи; его историческим знаниям, его широкому умственному кругозору дивился Ибн-Халдун, великий ученый XIV века.

Значит, существует ряд предпосылок для тезиса, что «Автобиография» могла исходить от самого Тимура. Далее, тонкость душевных переживаний, в точности соответствующая многообразию житейских казусов, уверенность в распоряжении логическими выкладками – своеобразными силлогизмами, свободное передвижение и комбинация различных сюжетов и мотивов в первой (без хронологических разрубов) части «Автобиографии», эпизодичность записей в ранних хронологических разрубах и тонкая, изысканно точная (кроме трех-четырех отдельных случаев) последовательность – в поздних свидетельствуют, с большой степенью вероятности, о том, что «Автобиография» могла быть в существенных чертах записана со слов Тимура, но впоследствии она, вероятно, получила хронологическое и генеалогическое оформление, насквозь пропиталась моральными поучениями и рассуждениями со стороны улемов и таким образом получила сложный, «слоевой» характер.

Как бы в конечном счете ни решался вопрос об авторе «Автобиографии», остается в полной силе проблема о научно-исторической ценности нашего источника. Каковы важнейшие объективные моменты, которые определяли расстановку фактов, их окраску, а иногда и само их существование?

Общие предпосылки, определяющие содержание «Автобиографии», даны в главе I; здесь мы остановимся только на специфических особенностях данного произведения.

Основная тенденция, основной пафос «Автобиографии» – «джехангирство»; подобраны и внесены в книгу только факты, рисующие восхождение джехангира к основной цели своей жизни, и если иногда даны обратные факты – удары судьбы, то исключительно для того, чтобы поучительной антитезой оттенить диалектически развертывающийся процесс «джехангирства».

Любопытно, что отрицательные стороны «покорителя мира» не всегда скрываются, не всегда исчезают из поля зрения автора, но они тщательно перетолковываются в пользу «сверхгероя», или же «сверхгерой» отбрасывает факты вроде дурных вещих снов или дурного их истолкования, раз они мешают ему двигаться вперед и делать задуманное по-своему…

Интересно взглянуть на саму композицию «Автобиографии». Автор сначала собирает всю квинтэссенцию «джехангирства»: он дает теоретические трактаты о «справедливом и милостивом пастыре народа», о природе власти правителя, а затем подбирает фрагменты практического выполнения джехангиром своей провиденциальной миссии в мире, вставленные в магическую оправу из разных видов оккультного знания.

Из первой части «Автобиографии» читатель уходит уже вполне подготовленным; когда он читает вторую, погодную часть «Автобиографии», он уже сам заранее толкует факты, которые перед ним раскрываются последовательно, год за годом; но автор не успокаивается и здесь: он всюду дает понять, как нужно толковать то или иное событие, как не ошибиться в оценке того или иного поступка.

Нельзя, конечно, слишком перегибать палку в эту сторону; личность героя – действительно исключительна по своим физическим и умственным дарованиям; его подвиги – верх храбрости, ловкости и хитрости; нельзя поэтому всякое выхождение за уровень среднего человека сводить к субъективным моментам, к искажению реальных данных. Читатель наших дней не может свести все содержание «Автобиографии» только к аретологическим моментам, то есть к сюжетам и мотивам, восхваляющим «сверхгероя», в ущерб богатому реальному содержанию рассказа.

Но что непременно следует откидывать – это нестерпимый морализирующий тон или привкус в речах автора; становится часто досадно, когда после очень живого авантюрного эпизода, который так и требует кисти художника, приходится выслушивать сухое поучение автора о том, что хорошо и что плохо, что следует делать и чего не следует делать, с ссылкой на авторитеты шейхов и пиров. Пиетизм и морализм прямо убивают хорошего рассказчика.