Читать онлайн «Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944». Страница 94

А потом наступила эта тяжелая зима 1943/44 года. Жители Рима оплакивали свою судьбу громче, чем евреи в осажденном Иерусалиме или умиравшие от голода жители Кале, но с гораздо меньшим основанием. Драматических надписей на стенах домов становилось все больше. Конечно, у римлян были причины плакать. Вечный город лишился своего блеска и великолепия, всех своих нечестивых и, в значительной степени, благочестивых развлечений. Магазины и бары закрывались очень рано, продуктов было мало, а деликатесы вообще исчезли. Не осталось никого, кто бы снабжал избалованных горожан хлебом и зрелищами, как это делалось при Муссолини и, в меньшей степени, при короле. Немецкий комендант, генерал Мельцер, хотел, чтобы его считали королем Рима, но бедный герцог Рейхштадт перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что вытворяет его преемник, присвоивший себе его титул. Мельцер правил Римом, как германский губернатор эпохи Великого переселения народов, предаваясь пьянству и обжорству. Он не был жесток – просто смешон. Настоящий хозяин Рима, фюрер СД Герберт Каплер, чья власть и престиж неимоверно возросли, терпел его только потому, что он был назначен на этот пост Кессельрингом, а Мельцер делал все, чтобы не разозлить руководителя, служившего в органах госбезопасности.

У Каплера был столь же узкий кругозор, что и у его шефа, Гиммлера. Он был неподкупен, как Робеспьер, и отличался высоким профессионализмом. Ничто не могло укрыться от его стальных голубых глаз, и римские дамы, попытавшиеся было соблазнить его с помощью своих чар, которые они научились столь ловко использовать под руководством Чиано, очень скоро оставили все свои попытки и, разочаровавшись в Каплере, обратили все свое внимание на меня. Но проблема заключалась в том, что я не обладал влиянием Каплера. Он с уважением относился к моему сотрудничеству со ставкой фельдмаршала, находившейся за пределами Рима, но человек, не имеющий под своей командой сотрудников или отряда вооруженных бойцов, значил для него не больше чем охранник в гостиной, какую бы поддержку ни оказывал мне Кессельринг. Он готов был терпеть меня в этом качестве. Каплер с улыбкой смотрел, как я терпеливо выслушиваю княгинь и других дам, которые приходили ко мне и требовали, чтобы я обратился к фельдмаршалу с просьбой издать указ, запрещающий солдатам, изнемогавшим от голода и жажды, грабить их замки и поместья, попадавшиеся этим солдатам на пути. Он закрывал глаза на то, что я помогал дамам итальянского высшего света «доставать» автомобильные покрышки, бензин и другие жизненно необходимые, по их мнению, вещи; он никогда не вмешивался в мои контакты с Ватиканом; и, наконец, он уважал мой статус офицера связи с генералом Вольфом – еще одним человеком, над которым он втайне потешался.

Хотя Каплер вряд ли одобрил бы мое общение с «аль-фредиани», именно от них я узнавал, как в действительности обстоят дела в Риме. Рано утром я ходил вместе с ними на рынок, где они показывали мне матерей, которые горько плакали от жалости к своим детям, поскольку не могли купить им молока. Мы отправлялись осматривать пустые лотки, когда-то ломившиеся от фруктов и овощей, и они с укоризной показывали мне на них. Друзья привозили меня в Джардини-дель-Яго, сад, принадлежавший когда-то принцам Боргезе, а потом превратившийся в любимое место отдыха римлян, и жаловались, что военные власти собираются устроить среди древних рощ, фонтанов и храмов стоянку для машин. Я не ограничился одним только выражением сочувствия по поводу гибели, которая грозила этой жемчужине Рима, но и сделал все, чтобы спасти ее – платаны и кипарисы, храмы и фонтаны – словом, все, чем славился этот сад.

Но гораздо более важным было то, что именно от них я узнал о темных силах, которые, как и во времена Спартака, поставили знак равенства между справедливостью и жестокостью и насилием. Новый фашистский режим республики Сало породил целый ряд сторонников этой идеи и поместил их в кабинеты римского секретариата партии. Триумвират, состоявший из двух дурно воспитанных партийных боссов и утонченного маленького графа с наклонностями дегенерата, создал в палаццо Браски, старом папском дворце, известном своей великолепной мраморной лестницей, нечто вроде подпольного революционного трибунала. Никто никогда не слышал криков тех, кого пытали и избивали в его подвалах, но все жители Рима вздрагивали при одном только упоминании этого дворца. Синьорина Биби, которая поддерживала с «альфредиани» более тесные связи, чем раньше, познакомила меня со своим другом, которому удалось спастись из рук палачей, орудовавших в этом дворце. Молчаливым жестом подвергшегося истязаниям раба он задрал рубашку и показал мне свою спину – увидев то, что представилось моим глазам, сам маркиз де Сад задрожал бы от радости. В тот вечер я присутствовал на ежедневном совещании в ставке фельдмаршала на Монте-Сократе. Выслушав мой рассказ, Кессельринг тоже задрожал, но не от радости, а от гнева, и вскоре после этого пытки в подвалах папского дворца прекратились. Этот случай конечно же не принес мне популярности в неофашистских кругах, но «альфредиани», словно солдаты в фаланге, еще теснее сплотились вокруг меня.

Однажды, ноябрьским вечером, Биби вернулась из соседнего монастыря, где брала уроки английского языка, и сказала, что со мной хочет срочно поговорить молодой человек из «великой семьи». Она с таким энтузиазмом говорила о нем, что я тут же согласился принять его. В мою комнату вошел необыкновенно красивый юноша. Он говорил так тихо, что я сначала не расслышал его имени, но Биби переводила столь эмоционально, что я скоро понял, с кем имею дело.

Это был сын графа Чини, с которым я несколько раз встречался в официальной обстановке и один раз – в неофициальной. Витторио Чини был министром транспорта в прежнем правительстве Муссолини, но согласился занять этот пост не потому, что рассчитывал получить какие-нибудь льготы от фашистского режима или нуждался в покровительстве дуче, как большинство его коллег. Он был сказочно богат – такими богатыми могут быть только итальянские или испанские аристократы. Ему принадлежали крупные отели, заводы, пароходные линии – словом, все, из чего складывается состояние торгового или промышленного магната. Его замки, виллы и коллекции произведений искусства располагались по всей Италии. В Ферраре он владел дворцом периода Эсте, в котором сохранилась мебель того времени, в Монзелисе – одним из самых красивых замков Италии, а в самой Венеции – роскошным палаццо на Большом канале, заполненным драгоценными вещами, как пещера Аладдина. К моему сожалению, Анна Морозини не снабдила меня приглашением в этот дворец. Помимо этого, он не только внешне походил на сурового кондотьера XV века, но и обладал недюжинной храбростью, присущей, впрочем, всему его роду. Я уже писал о том, какое впечатление эта черта его характера произвела на рейхсмаршала Германа Геринга осенью 1942 года, а ведь Геринг и сам был очень храбрым человеком. Впервые за долгие годы он встретил человека, который не побоялся повысить на него голос. Последний раз я встречался с Чини на обеде, который давал маркиз Медичи дель Васцелло, бывший Государственный секретарь, в июне 1943 года. В тот день граф горько жаловался на то, что Муссолини совершенно некомпетентен в технических и военных вопросах: