Читать онлайн «Ледяной поход (Воспоминания 1918 года)». Страница 27

В ночь на 29 марта обстановка уже изменилась: полковник Писарев дошел до ручья перед артиллерийскими казармами и вместе с другими частями несколько раз атаковал их, но безуспешно. В результате - большие потери (сам он был ранен).

Везде противник оказывал упорное сопротивление.

Добровольческие части, пополненные мобилизованными, по приказу Корнилова, молодыми необученными кубанскими казаками, часто впервые попадавшими в бой, уже не в силах были долго выносить страшное его напряжение. Старых добровольцев осталось мало, и они уже не могли передать молодым своего прежнего высокого порыва.

Залегли, вырыли кое-как, часто голыми руками, окопчики. Началась легкая, упорная перестрелка, где все преимущества были на стороне красных. Дух наш угасал...

У генерала Эрдели было удачнее. Понеся большие потери, он занял Сады и направился к станице Пашковской, отличавшейся с самого начала враждебным отношением к большевикам.

С утра 29 марта шла непрерывная перестрелка. Большевики прочно заняли окраины Екатеринодара, вырыли окопы и засели в них. По сведениям, полученным нами впоследствии, красных было в это время до 28 000 человек с 2-3 бронепоездами и 20-25 орудиями с огромным запасом патронов, ружейных и артиллерийских. И против таких сил со свободным тылом и возможностью неограниченных пополнений у нас было не более 31/2-4 тысяч бойцов и едва 1000 снарядов.

Но все же сами большевики признавались потом, что четыре дня боя под Екатеринодаром стоили им больше 10 000 человек убитыми и ранеными.

После полудня 29 марта подтянулись и все части бригады Маркова. Обоз с небольшим прикрытием был оставлен в станице Елизаветинской.

Корнилов решил повторить в 5 часов дня атаку на Екатеринодар всем фронтом. Она удалась только на правом фланге. Марков после упорного боя овладел артиллерийскими казармами и начал закрепляться там, а на левом фланге мы понесли тяжкие потери и отошли на свои позиции.

Во время атаки доблестно погиб командир Корниловского полка полковник М. О. Неженцев.

Худощавый, небольшого роста, с пенсне на близоруких глазах, это был человек железной энергии и мужества, не знавший страха. Корнилов очень любил его.

В роковой день Неженцев все время находился на холме почти на линии своих цепей под страшным огнем красных. Резерва у него уже не было.

Узнав о взятии Марковым артиллерийских казарм, он отдал полку приказ атаковать. Цепи поднялись и снова залегли, будучи не в силах преодолеть ураганного огня противника. Тогда Неженцев сам бросился к ним, поднял их и повел в атаку, но, раненный в голову, упал, поднялся, сделал несколько шагов и был убит второй пулей. Цепи снова залегли. Тело командира с трудом перетащили на холм, откуда он сошел перед смертью.

В это время к нему подходил с правого фланга генерал Казанович со вторым батальоном своего полка. Это был последний наш резерв...

Раненый, с перебитым накануне плечом, генерал Казанович перешел в решительную атаку, сбил цепь противника, на плечах ее ворвался в город и на некоторое время потерял всякую связь с другими частями фронта.

В этот вечер я осматривал позицию своей бригады. Выехал из фермы засветло, но доехать до полков не мог. Большевики открыли бешеный пулеметный огонь, пришлось спешиться и выждать темноты. Ощупью, ориентируясь по стонам раненых, добрался я до холмика с громким названием "штаб Корниловского полка" почти на линии окопов. Крошечный "форт" с отважным гарнизоном, среди которого только трое было живых, остальные бойцы лежали мертвые. Один из живых, временно командующий полком, измученный почти до потери сознания, спокойно отрапортовал мне о смерти командира полковника Неженцева. Он лежал тут же, такой же стройный и тонкий; на груди черкески тускло сверкал Георгиевский крест.

От позиции большевиков было несколько десятков шагов. Они заметили наше движение, и пули роем засвистали над нами, впиваясь в тела убитых. Лежа рядом с павшим командиром, я слушал свист пуль и тихий доклад его заместителя о боевом дне...

К ночи с 29 на 30 марта наше положение было такое: генерал Марков занимал артиллерийские казармы и укреплялся там под сильным огнем противника; моя бригада (фактически Корниловский полк, сильно потрясенный) оставалась на прежних позициях, подавленная большими потерями и смертью командира полка; Партизанский полк, разбросанный в разных местах, был не в лучшем состоянии; о втором батальоне, вместе с командиром полка ворвавшемся в Екатеринодар, не было никаких известий; конница генерала Эрдели отходила к Садам.

К большевикам, видимо, подошли подкрепления. Их огонь не ослабевал.

Утром привезли на ферму тело Неженцева. Корнилов вышел к нему, долго в тяжелой задумчивости смотрел на него, перекрестил и поцеловал, как погибшего родного сына...

Эта смерть сильно поразила его. Нередко в этот день среди разговора он говорил собеседнику: "Неженцев убит... Какая потеря..."

На другой день он сам отошел в лучший мир.

Действия генерала Казановича в ночь с 29 на 30 марта представляют собой замечательный эпизод, редко случавшийся даже в богатой приключениями гражданской войне.

Сбив цепь красных и преследуя ее, он сообщил о своем успехе Кутепову, мимо участка которого проходил, и просил его атаковать одновременно с ним, уведомив об этом Маркова.

Вот как описывает этот эпизод сам генерал Казанович:

"Не видя впереди никакого движения, я решил, что настало время двинуть мой 2-й батальон, составлявший последний резерв на этом участке. Послав соответствующее приказание с последним оставшимся при мне ординарцем, я, как только батальон поравнялся с курганом, стал во главе его и быстро повел к оврагу. Противник встретил нас бешеным пулеметным огнем, но, по счастливой случайности, прицел был высок: заходящее солнце светило в глаза большевикам, все пули летели через наши головы, что очень ободрило людей. На дне оврага я увидел старых знакомых елизаветинцев. "Здесь лежит тело убитого командира Корниловского полка, и мы не знаем, что нам делать". Так я узнал о смерти боевого товарища, с которым мы сражались бок о бок в стольких боях...

- Идите со мной в Екатеринодар.

После некоторого колебания ко мне присоединилось около 100 елизаветинцев. Еще короткая вспышка огня при подъеме из оврага - и противник, бросив свои выдвинутые вперед окопы, бежал к самой окраине города.

Между тем начало смеркаться, я не знал, как далеко продвинулись части генерала Маркова. Опасаясь попасть под огонь своих, я приказал всем офицерам при дальнейшем движении возможно чаще повторять слово "партизаны", крича: "Вперед, партизаны", "Равняйсь, партизаны" и т. п.