Читать онлайн «От 2 до 72 Книжка с картинками». Страница 8

Среди жителей – много ребятни моих лет, девок и баб. Большинство ребят, к моему удивлению, ни разу в жизни не видели паровоза, да и вообще железной дороги. Мужиков практически нет.

На чудом сохранившихся полуистлевших негативах, которые я ранее никогда не печатал, видны деревенские, которым, наверное, я обещал привести их фото в следующий приезд. Не пришлось. Вот, впервые печатаю через шестьдесят с лишним лет. Жив ли кто? Звали их как?

А это снимок чуть ли не единственного мужика деревни. С женой. Его я помню. Брат няни – Лёша, кузнец, в доме которого мы жили. Рядом была и кузница. Он инвалид: у него нет одной ноги, мучается с протезом. Пробыл на передовой несколько часов; считает, что ему повезло.

Перед отъездом из деревни домой в Москву узнали о начале войны с Японией. А вот откуда и как узнали – понятия не имею: в деревне ни телефона, ни радио, да и вообще электричества не было.

Вернемся, однако, в Москву, на Арбат.

Вот еще пара снимков участка Б. Афанасьевского поближе к Арбату, сделанные с одной точки с интервалом почти в столетие. Фото из коллекции фонда «Московское время».

Я почти уверен, что в мои школьные времена переулок выглядел практически таким же, как на приведенном снимке начала века.

На старой фотографии вверху слева виден симпатичный деревянный особнячок (дом адвоката Плевако), который разобран совсем недавно, в 90-х годах. Вот еще один снимок этого особнячка, а следующий снимок – с мусорным баком на переднем плане – это же место в 2004 году.

Справедливости ради надо сказать, что образовавшийся газон со скамеечками и баками для бытовых отходов пользуется популярностью у местных жителей. А особнячок жалко.

Приведу еще пару фото не менее родного Сивцева Вражка, снятых от угла с Большим Афанасьевским в сторону Садового кольца. Один снимок – 1968 год, другой – 2004.

Н-да, не сразу узнаешь родимые места…

Вернемся, однако, к школярам.

На снимках в школьном дворе рядом с учителем математики Борисом Дмитриевичем видна физиономия, а на некоторых и фигура Володи, мужественно и с юмором пронесшего через школьные годы, да и всю жизнь, свою фамилию Шухер. Отличник, волейболист, комсомольский вожак. Последнее очевидно, если взглянуть на чуть более позднюю фотографию… Это уже восьмой или девятый класс; он (слева) и Игорь Гримблит в коридоре 59-й школы.

Я иногда ходил болеть за Володю и дворовую волейбольную команду, где он играл. Одно время игры проходили во дворе «дома с колоннами» на Сивцевом Вражке, угол со Староконюшенным.

А на следующих фото еще один наш школьный товарищ тех лет – Сережа Генкин.

Ниже фотокопия заметки-некролога из бостонской газеты. Все правда: он еще в те школьные годы славился своим математическим дарованием, азартно и успешно играл в шахматы.

А еще он был поэтом…

Он и стихи писал…

Он жил рядом со школой, в двухэтажном деревянном доме на углу Плотникова переулка и Сивцева Вражка.

Теперь на этом месте современное офисное здание. Написал это, и мне как-то назойливо вспомнился услышанный от когото в РСПП (кажется, от Васи Шахновского) анекдот:

Красная Шапочка стучится в дом бабушки. Дверь открывает Волк.

– А где же бабушка? – спрашивает Красная Шапочка.

– Бабушка?.. – начинает вспоминать Волк, ковыряя в зубах, – Ах да, вроде была здесь какая-то старушка… Но сейчас здесь офис.

 О том, что Сережины родители были репрессированы и его воспитывала тетя, я узнал только сейчас из некролога в бостонской газете. Странно, вместе учились в одном классе, часто после школы собирались у кого-то дома играть в шахматы, но не интересовались родителями.

 Копаясь в отпечатках и негативах более чем полувековой давности, наткнулся на несколько ни разу не печатавшихся негативов отвратительного качества. Разглядев не без труда и с помощью «фотошопа» изображения, захотел их показать.

 На первом из них, снятым дома у Сережи Генкина, изображены, видимо, его родственники, в том числе и те самые, упомянутые в некрологе тетки, сестры отца, которые содержали и воспитывали Сережу.

Качество снимка плохое, изображенных на нем людей уже, видимо, давно никого нет на этом свете, снимка никто никогда не видел, а сейчас мне его захотелось опубликовать. Почему, сам не знаю. Может быть, потому, что из некролога узнал, что у Сережи остались в Америке дети. Может быть, до них дойдут эти мемуары и они увидят кадры детства очень хорошего человека – их отца, его родственников с их обычной для России трагичной судьбой. А может быть, это реализация какого-то смутного чувства долга выжившего и живущего перед безвременно умершим вдали от Арбата талантливым школьным товарищем.

Вспомнились слова Бродского о том, что человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай.

И еще один снимок с Сережей. Окончание седьмого, выпускного для 61-й школы класса. Он справа, рядом с учителем математики Борис Дмитриевичем. Это понятно. Сережа был талантливым математиком. Но как на этом снимке оказались два шалопая, вряд ли особо симпатичные Борису Дмитриевичу, я и Игорь Берукштис, вспомнить не берусь. Помещаю фото из-за какой-то блаженнорадостной улыбки Игоря. Можно ли было тогда угадать его судьбу: как он лет через пятнадцать примет решение о побеге из СССР, сколько грязи будет вылито на него в газетах, как он станет на Западе известным музыкантом! Сейчас доживает свой век где-то в Германии…

А на эту детскую улыбку мне хочется смотреть и смотреть…

И, наконец, о последней паре полусгнивших, ни разу не печатавшихся негативов. Посмотрел их на просвет, и меня даже сейчас охватило на долю секунды чувство ужаса.

Это один из подъездов Минобороны, в теперешнем Колымажном переулке. Того самого дома с башней, почти на углу с Гоголевским бульваром. Скульптуры вождей давно убраны, а их постаменты можно видеть до сих пор. Год, кажется, 47-й. Сталинщина в расцвете. Я в шестом классе. Парень на снимке – кажется, одноклассник, хотя, может быть, и дворовый приятель. За подобные фотографии наши оба семейства могли быть уничтожены. Пронесло.