Читать онлайн «Синдром подводника. Т. 2». Страница 34

«12 июля 1979 г.

Приказ о допуске к ЯБП Н. И. Лазарева, В. А. Шпирко от 12 июля.

Договориться с С. А. Колосовым о дежурстве.

…»

Как уже отмечалось, на РПК СН имелись в двух нижних аппаратах две торпеды с атомной боеголовкой, как в просторечии говорят, то есть с ядерным боеприпасом (ЯБП). Поэтому допуск к этому грозному оружию БЧ-3 в полном составе и командования корабля являлся важной частью боевой подготовки. А для этого необходимым было: безукоризненное знание этой матчасти, правильное обращение, эксплуатация, уход, умение правильно ввести и снять одну из семи степеней предохранения и т. д.

На флоте при работе с техникой существует такое понятие, как «поправка на дурака». Возникновение этого термина было предопределено сложностью материальной части техники, а также обилием обязанностей по ее эксплуатации. Когда в заведовании имеется передовая техника, требующая выполнения великого множества действий по уходу за ней, по ее содержанию, эксплуатации, проведению различного рода профилактических мероприятий и так далее, да и еще в изобилии, то всегда имеется опасность что-нибудь перепутать, забыть, да и просто механически что-то не то с ней сотворить. Поэтому в наиболее ответственных ситуациях при эксплуатации материальной части предусматриваются различного рода блокировки, выдуманные, казалось бы, для вполне очевидных обстоятельств или приемов ее использования. Пусть кому-то они кажутся очевидно глупыми, но в цейтноте или при аварийной ситуации помогут не растеряться, не перепутать действия.

Вывод: 1. Наличие «Поправки на дурака» отнюдь не только предполагает некомпетентность пользователя высокотехнологичной техникой, но и отсутствие у него необходимого автоматизма, что в ответственный момент может привести к нежелательным последствиям.

2. Если у нас «поправка на дурака» была мерой, выручающей человека в экстраординарных ситуациях, то ныне она как явление, как примета наступившей жизни переросла в «поправку на идиота», особенно касаемо тех, кто создает новый мир — мир абсурда и безнравственности.

Кстати, в последнее время этих «поправок на дурака» тоже хватает, даже на гражданке, ибо повсеместно падает уровень компетенции. Например, в инструкции по использованию печки СВЧ пишут, что в ней нельзя сушить мокрых кошек. Любой наш человек скажет, что сушить кошку в печке СВЧ — это просто глупость, тем не менее опыт американцев, делающих деньги на судебных процессах против изготовителей техники, которой они не умеют пользоваться, вынуждает закладывать в инструкцию и такие нелепости. Словно инструкцией можно возместить отсутствие мозгов у пользователей техникой, или отсутствие у них совести.

А пример флотской, правильной, нужной «поправки на дурака» приведу по линии БЧ-3 — блокировка в виде тяги, не позволяющей при открытой задней крышки торпедного аппарата открыть переднюю. И это очевидно. При двух открытых крышках торпедного аппарата существует реальная возможность затопления отсека забортной водой. И таких поправок в каждой боевой части — просто навалом.

Добавлю, что на флоте существует одна команда, которую выполняют все, независимо от того кто ее подал, особенно при погрузке торпедного или ракетного боезапаса. Команда эта насколько коротка настолько и проста: «Стоп!». Дело в том, что проще перестраховаться и быстро исполнить эту команду, нежели потом расхлебывать последствия ее неисполнения, которые могут оказаться весьма плачевными или, что еще хуже, — трагическими. Думаю, что это тоже является разновидностью «поправки на дурака».

«17 июля 1979 г.

В экипаже капитана 2-го ранга Н. И. Лазарева занятия по специальности под руководством флагманского минера флотилии, а после обеда — МПР (межпоходовый ремонт) торпедных аппаратов № 3, 4, 5, 6.

Отработка вахты по вопросам пожарной безопасности».

В экипаже капитана 2-го ранга Николая Ивановича Лазарева на РПК СН «К-497» старшиной команды торпедистов был уже упоминаемый мичман Николай Павлович Сердечный, а старшими специалистами — мичманы Сергей Иванович Заборющий, Евгений Васильевич Зязев. При этом посещении корабля запомнился мичман Заборющий, который с большим темпераментом демонстрировал свое отношение ко мне как к выскочке, нагло занявшему чужое место. Сергей Иванович не преминул выказать мне предъяву за своего незаслуженно обиженного начальника, старшину команды Сердечного, который по указанной выше причине не смог оседлать должность, на которой я пребывал. Судя по поведению Сергея Ивановича, он не знал предыстории моего назначения на эту должность.

Тем не менее, не обращая внимания на выпады отдельных товарищей с горячими головами, я делал свое дело. Если у кого-то что-то где-то в отношении меня зашкаливало, то зарвавшегося человека я спокойно одергивал или ставил на место, невзирая на звания и должности. Это все тот же вопрос служебных взаимоотношений. Мы пребывали в равном звании, однако меня подняли на ступеньку выше в должности, и из-за этого хамства в свой адрес я терпеть не собирался. Сам же мичман Сердечный стоически перенес свое несостоявшееся назначение в штаб, поэтому препон и трудностей во время моих проверок не чинил.

Скачки

В старом помещении штаба наш небольшой кабинет, похожий на пенал, с табличкой, на которой красивыми каллиграфическими буквами было начертано «Ф-1, Ф-3» вмещал рабочие места флагманского штурмана капитана 2-го ранга Леонида Ивановича Скубиева, его помощника капитан-лейтенанта Виктора Владимировича Плетнева, флагманского минера капитана 3-го ранга Виктора Григорьевича Перфильева и его помощника — старшего инструктора БЧ-3 в моем лице. Отношения между обитателями кабинета мне нравились. При полном и безоговорочном взаимном уважении имели место юмор и смех, безобидные подколки и подначки, которые всеми принимались по прямому назначению — внутрь, то есть в состоянии радостного возбуждения все это «безобразие» клалось прямиком на душу. По-моему, это из-под их пера, пардон, с их языка сошла модифицированная под штабные реалии пословица, звучащая так: «Под лежачего флагмана шило не течет».

Когда наш пенал «Ф-1, Ф-3» находился в полной комплектации, то на старших товарищей можно было ставить, что на лошадей во время скачек. Прямо-таки захватывающая конкурентная борьба разворачивалась на дистанции от столовой до вожделенного объекта в нашем кабинете. На время адмиральского часа этим объектом становился еще не очень старый, хоть местами и продавленный диван замечательно оранжевого цвета. Иногда я заражался азартом, болея за «лошадь», на которую ставил про себя, не осмеливаясь это делать вслух. Это было потрясающе — наблюдать, как после обеда кто-нибудь из наших флагманов, на все сто оправдывая наименование своей должности, стремительно врывался в кабинет и с видом лидера сезона плюхался на диван! Удовлетворенно. Плашмя. С размаху. Лидер «скачек» принимал горизонтальное положение и сразу не «отбивался», а с довольным видом, изнывая от нетерпения, ждал своего «заклятого конкурента», чтобы добить издевательским приколом, типа «Загнанную лошадь неплохо было бы пристрелить» или «А как я тебя на повороте обошел?». И только после получения садистской сатисфакции мирно задремывал, сладко, иногда и с храпцой. Подавляющее количество единоборств выиграл Леонид Иванович и, как я понимаю, с подачи Виктора Григорьевича, который слегка подыгрывал Скубиеву, ибо по званию и по возрасту был моложе.