Читать онлайн «Второе открытие Америки». Страница 52

Величественное зрелище звездного небосвода, раскинувшегося на огромном пространстве, прохладный бриз, дующий на равнине ночью, волнообразное движение травы повсюду, где она достигает сколько-нибудь значительной высоты, – все напоминало нам поверхность океана.

Иллюзия особенно усилилась (об этом можно говорить без конца), когда солнечный диск появился на горизонте, в результате рефракции явил нашему взору свое двойное изображение и, вскоре утратив приплюснутую форму, стал быстро подниматься прямо к зениту.

Восход солнца и на равнинах – самое прохладное время суток, но изменение температуры не очень сильно влияет на наш организм. Обычно термометр показывал не меньше 27,5°, между тем как около Акапулько, в Мексике, в таких же низменных местах температура часто бывает в полдень 32°, а при восходе солнца 17–18°.

В Llanos ровная поверхность земли, днем постоянно ничем не затененная, поглощает столько тепла, что, несмотря на ночное излучение при безооблачном небе, земля и воздух не успевают от полуночи до восхода солнца достаточно заметно охладиться. В Калабосо в марте дневная температура была 31–32,5°, ночью 28–29°.

Средняя за этот месяц, который не является самым жарким в году, составляла около 30,6°; для местности, расположенной в тропиках, где продолжительность дня и ночи почти всегда одинакова, такую температуру следует считать чрезвычайно высокой.

Средняя температура самого жаркого месяца составляет в Каире всего 29,9°; в Мадрасе она равняется 31,8°, а в Абушере [Бушир], на берегу Персидского залива, где производились систематические наблюдения, 34°; однако средняя температура за весь год в Мадрасе и Абушере ниже, чем в Калабосо.

Хотя часть Llanos пересечена, подобно плодородным степям Сибири, небольшими реками и совершенно безводные участки окружены здесь равнинами, покрытыми водой во время дождей, все же воздух обычно бывает очень сухим. Гигрометр Делюка показывал днем 34, а ночью 36°.

По мере того как солнце поднималось к зениту, а земля и расположенные друг над другом слои воздуха приобретали разную температуру, возникало явление миража с его многочисленными видоизменениями. Это явление очень часто наблюдается во всех климатических поясах, и я упоминаю о нем лишь потому, что мы остановились и попытались более или менее точно измерить высоту изображения, видневшенося над горизонтом.

Изображение постоянно было висячим, но не перевернутым. Температура маленьких воздушных течений у самой поверхности земли была настолько различной, что при наблюдении за стадом диких быков нам казалось, будто у некоторых из них ноги приподняты над землей, а у других стоят на земле.

Судя по расстоянию, отделявшему нас от стада, угловой промежуток между горизонтом и изображением равнялся 3–4 минутам. Там, где рощи пальм мориция вытянулись длинными полосами, края этих зеленых полос висели в воздухе, как те мысы, на которые я часто смотрел из Куманы. Один образованный человек уверял нас, что между Калабосо и Уритику ему пришлось как-то видеть перевернутое изображение животного при отсутствии прямого изображения.

Подобное же явление наблюдал Нибур в Аравии. Несколько раз нам казалось, будто мы видим на горизонте очертания tumulus и башен, время от времени исчезавшие. Истинной формы предметов мы не могли различить; возможно, это были холмики или небольшие возвышенности, находившиеся за пределами обычного видимого горизонта. Я не стану упоминать о лишенных растительности местах, которые кажутся большими озерами с волнующейся поверхностью.

Это явление, отмеченное еще в глубокой древности, дало повод к тому, что в санскритском языке мираж получил выразительное название: мечта (жаждущей) антилопы. Мы восхищаемся у индийских, персидских и арабских поэтов частыми упоминаниями о таинственных результатах земной рефракции.

Греки и римляне почти ничего не знали о ней. Гордые богатством земли и мягким климатом родины, они не испытывали зависти к этой, возникшей в Азии, поэзии пустыни. Восточные поэты черпали вдохновение в природе страны, где они жили, в зрелище обширных голых пространств, расположенных, подобно морским рукавам и заливам, между областями, которые природа наделила исключительным плодородием.

С восходом солнца равнина оживилась. Скот, ночью лежавший возле озерков или под пальмами Murichi и Rhopala Schreb. [Roupala Aubl.], собирался в стада, и пустынные пространства заполнились лошадьми, мулами и быками, которые жили здесь если не как дикие животные, то как свободные животные, не имея постоянного приюта, презирая заботы и покровительство человека.

В этих жарких краях быки, хотя они, подобно быкам с холодных плоскогорий Кито, принадлежат к испанской породе, обладают более мягким нравом. Путешественнику не грозит опасность, что они нападут на него и будут гнаться за ним, как это часто случалось с нами во время переходов на гребне Кордильер, где климат суровый, с жестокими бурями, где ландшафт более дикий и пища менее обильна.

Приближаясь к Калабосо, мы увидели стадо мелких оленей [пампасовые олени], которые мирно паслись среди лошадей и быков. Их называют matacani; их мясо очень вкусное. Они несколько крупнее наших косуль и похожи на ланей с очень гладкой рыжевато-бурой, с белыми крапинками, шерстью. Рога у них, по-моему, не ветвистые. Присутствие людей их мало пугало; в стадах из 30–40 животных мы заметили несколько совершенно белых особей.

Эта разновидность, довольно распространенная среди крупных оленей, живущих в холодном климате Анд, немало удивила нас в низменных знойных равнинах. Впоследствии я узнал, что в жарких районах Парагвая даже среди ягуаров встречаются альбиносы, шкура которых чисто-белого цвета, и пятна или кольца различимы лишь тогда, когда они освещены солнцем.

Matacani, или мелких ланей, в Llanos так много, что можно было бы вести торговлю их шкурами. Искусный охотник мог бы убивать штук по двадцать в день. Но лень здешних жителей такова, что они часто не дают себе труда снять шкуру. Так же обстоит дело и с охотой на ягуаров, или больших американских тигров; в степях Баринаса за их шкуру платят всего один пиастр, между тем как в Кадисе за нее дают четыре, пять пиастров.

Степи, которые мы пересекли, поросли преимущественно злаковыми, Killengia Juss., Cenchrus L. и Paspalum L. Около Калабосо и Сан-Херонимо-дель-Пириталь в это время года они едва достигают 9—10 дюймов. Близ берегов Апуре и Португесы они имеют в высоту до 4 футов, так что ягуар может прятаться в них и оттуда бросаться на мулов и лошадей, пасущихся на равнине.

Вперемежку со злаками растут некоторые двудольные травы, например Turnera Plum. ex L., мальвовые и, что особенно примечательно, мелкие мимозы с чувствительными листьями, называемые испанцами Dormideras. Та же порода коров, которая в Испании жиреет, питаясь эспарцетом и клевером, находит здесь прекрасный корм в травянистых мимозах. За пастбища, где мимоз особенно много, платят дороже.