Читать онлайн «Страницы моей жизни». Страница 81

Гостеприимство иркутских евреев ни в чем не уступало гостеприимству коренного населения. Но особенное внимание они уделяли политическим ссыльным. Это была традиция, вкоренившаяся в Сибири еще со времен декабристов. Позже, в семидесятых и восьмидесятых годах, когда правительство стало ссылать политических в Сибирь массами, эта традиция еще больше утвердилась. Политические «преступники» были носителями высшей культуры и светлых идеалов – и это чрезвычайно импонировало сибирякам. Их природный здравый смысл им подсказывал, что образование и высокая культура – большая творческая и благодетельная сила.

Не удивительно, что я находил у иркутских евреев особенно радушный прием: я был российским евреем с известным образованием и к тому еще политическим ссыльным. Эти мои особенности помогли мне в короткое время приобрести среди иркутских евреев довольно много хороших знакомых и несколько преданных и благородных друзей.

Приехал я в Иркутск почти без денег, и вопрос, как я устрою свою жизнь в материальном отношении, меня немало беспокоил. Казенного «пособия», которое я получал и в Иркутске, едва хватало на наем комнаты, и мне необходимо было достать какой-нибудь заработок, чтобы не голодать.

Но с чего начать? Подумав, я решил посоветоваться с товарищем Иваном Ивановичем Поповым, с которым я познакомился в 1892 году в Троицкосавске и который с 1893 года поселился в Иркутске, где он редактировал газету «Восточное обозрение» и в то же время исполнял обязанности консерватора музея Восточно-Сибирского отдела Географического общества. Клеменца в 1895 году уже в Иркутске не было – он переехал на жительство в Петербург, где он получил место старшего хранителя при Этнографическом музее Академии наук.

Попов и его жена меня встретили с товарищеским радушием и с явным интересом расспрашивали меня, сколько времени я намерен пробыть в Иркутске, какие у меня планы научной работы и т. д.

Я им сообщил, что мне необходимо обстоятельно изучить этнографический отдел музея и ознакомиться с имеющейся в библиотеке Восточно-Сибирского отдела Географического общества литературой о монголах и бурятах. Не скрыл я от них, что вынужден искать какого-нибудь заработка, так как мое материальное положение весьма неудовлетворительное.

И тут Попов мне сделал следующее предложение:

– Наша библиотека, – сказал он, – немного запущена, каталоги изрядно устарели. Я не имею возможности заняться приведением библиотеки в порядок и составлением новых каталогов, так как газета отнимает у меня очень много времени. Вы мне окажете большую услугу, если займетесь, как следует, библиотекой и составлением новых каталогов. Переезжайте с вашими вещами в музей, есть и пить вы будете с нами (Попов занимал довольно уютную квартиру при музее) – это нам только доставит большое удовольствие. Работе, которую я вам предлагаю, вы уделите в день часа два, а все остальное свободное время вы сможете посвятить своим научным изысканиям. Эта комбинация вас избавит от материальных забот, а меня от угрызений совести, так как, по правде сказать, обязанность содержать библиотеку в порядке лежит на мне. Итак, перебирайтесь сегодня же к нам, и вы станете фактическим консерватором музея.

Предложение Попова устраивало меня наилучшим образом, и я его принял с нескрываемым удовольствием. Это была товарищеская помощь, оказанная мне в такой деликатной и красивой форме, что я был глубоко ею тронут.

На следующий день я приступил к работе в музее. Я всегда был библиофилом, и просматривать книги, уставлять их в известном порядке мне доставляло большое удовольствие. Роясь в книгах библиотеки и размещая их по намеченному мною плану на полках, я наталкивался на редкие, порой замечательные сочинения, которые я прочитывал с захватывающим интересом. Я нашел в библиотеке такие раритеты, о которых я не мог даже мечтать ни в Селенгинске, ни в Верхнеудинске, и которые, мне казалось, можно было найти только в Петербургской публичной библиотеке.

Огромное впечатление на меня произвела масса научных журналов, которые получались регулярно библиотекой. Для меня эти журналы, выходившие на самых различных языках в разных странах, были настоящей находкой. Я должен сознаться, что до моей ссылки мне привелось читать очень мало книг о первобытной культуре и о нравах и обычаях полуварварских и полудиких племен. Когда я стал готовиться к исследовательской работе среди бурят, я старался восполнить этот пробел, но мои возможности добыть такие книги были весьма ограничены, мне удалось только достать несколько ценных монографий о монголах, о буддизме, о шаманстве и кой-какие материалы о бурятах. О таких капитальных работах, как «Золотая ветвь» Фрэзера или монография Кунова об австралийских племенах, я и думать не мог.

Но в многочисленных журналах, лежавших грудами на столах библиотеки, я находил превосходные статьи о самых важных научных проблемах, которые меня интересовали, о новых течениях в области этнографии и социологии. Целый ряд обычаев и обрядов, смысл которых для меня был неясен, мне становился понятен, благодаря углубленному их толкованию того или иного крупного ученого, толкованию, которому в журналах посвящались специальные статьи.

Естественно, что чтение книг и журнальных статей отнимало у меня очень много времени. Однако, я урывал ежедневно час-другой для составления подробного отчета о моей четырехлетней исследовательской работе в Забайкалье.

Удалось мне также за три месяца моего пребывания в Иркутске написать несколько статей об этнографии бурят для выходивших периодически «Известий» Восточно-Сибирского отдела Географического общества. Наконец, я от времени до времени давал также статьи для газеты «Восточное обозрение», в редакционную коллегию которой Попов меня ввел.

Жителю Западной Европы или Северной Америки было бы, наверное, не понятно, как такая небольшая и бедная газета, как «Восточное обозрение», могла приобрести такое огромное влияние на сибирскую общественность, какого она добилась в восьмидесятых и девяностых годах прошлого века. Но это был несомненный факт, который с точки зрения русского общественного развития представляет большой интерес.

Идейный успех «Восточного обозрения» имел глубокие причины. Надо помнить, что Сибирь в течение столетий оставалась на положении колонии, куда высылались наиболее серьезные преступные элементы. Она была как бы свалочным местом для разбойников, грабителей, убийц, поджигателей, крепостных, уличенных в тяжких преступлениях, и, наконец, для политических преступников и сектантов. Останутся ли эти извергнутые из русской жизни люди в живых, или погибнут – для правящих кругов было безразлично. На жившие на сибирских просторах инородческие племена эти круги тоже смотрели лишь как на данников, которые в той или иной степени могут обогащать казну своим «ясаком», особым налогом, который инородцы вносили пушниной. Но время шло, население Сибири увеличивалось. В упорной борьбе с суровыми климатическими и географическими условиями вырастали новые, закаленные в тяжком труде поколения, которые строили в Сибири новую жизнь.