Читать онлайн «Страницы моей жизни». Страница 7

Житомир был заброшенным, захолустным городом. Все же микроб революции проник и в это полусонное захолустье. Заразил он также нескольких гимназистов. Чуйко, Пашинский, Немоловский очень недурно учились. Они были уже учениками старших классов. Но вдруг они покинули гимназию и скрылись из города. «Что с ними стало?» – спрашивали друг друга их товарищи и знакомые. И велико было их удивление, когда они узнали, что один из них поступил на работу к кузнецу, а другой к сапожнику. Затем эти бывшие гимназисты совсем исчезли с житомирского горизонта. О них уже стали забывать, когда в городе распространился слух, что они арестованы за революционную пропаганду среди крестьян и сосланы на несколько лет в Вологодскую губернию.

Как раз в период подпольной деятельности этих гимназистов в мои руки стали попадать революционные книжки: «Хитрая механика», «Сказка о четырех братьях» и другие.

В то же время кто-то стал распространять среди гимназистов революционные листки, прокламации. Это, по-видимому, была работа трех упомянутых революционеров.

Я читал эти подпольные издания с огромным интересом и в свою очередь старался их распространять среди моих надежных товарищей и знакомых.

Новых идей я в запрещенных книжках и прокламациях не нашел, но они знакомили меня с истинным положением русских крестьян и фабрично-заводских рабочих, о чем я до этого очень мало знал.

Шел, как я помню, 1878 год. Как известно, революционная идеология тогда находилась на распутье. Бакунинский анархизм уже значительно потерял свою власть над умами революционной молодежи, хотя отдельные весьма видные революционеры оставались ему верны. Бунтарство Ткачева почти никого больше не интересовало. Лавризм, как мирная форма пропаганды социалистических идей среди городских рабочих, себя изжил. Чувствовалась потребность в более энергичных методах революционной борьбы. Партия «Земля и воля» переживала идейный кризис. Революционная мысль искала новых путей.

Я лично, проштудировав Маркса, все же по настроению остался «народником» той формации, которая через год с энтузиазмом приняла программу партии «Народная воля».

Мои первые шаги как революционера были чрезвычайно скромные. Я получал революционную литературу и распространял ее среди тесного круга знакомых: гимназистов, гимназисток и двух-трех интеллигентов.

Ближайшим крупным революционным центром был город Киев, и естественно, что я и Штернберг (все время мы вели работу вместе) завязали связи с киевскими революционерами, которые нам посылали нелегальную литературу и иногда давали кой-какие поручения. Мы же от времени до времени посылали им небольшие суммы денег.

Ни в какой организационной зависимости от киевского центра мы не находились. Мы оказали им содействие лишь постольку, поскольку их поручения соответствовали нашим убеждениям.

Изредка я наезжал в Киев, чтобы запастись свежей нелегальной литературой и осведомиться о том, что делается в революционных кругах других больших городов, с которыми киевляне поддерживали сношения.

Моими непосредственными информаторами были братья Бычковы, Владимир и Александр, горячие, преданные революционеры, но с некоторым киевским привкусом, т. е. немного авантюристически и бунтарски настроенные. Должен признаться, что этот привкус был мне не очень по душе, но нашим добрым отношениям это не мешало.

Один раз между нами, житомирцами, и киевлянами мог разыграться очень серьезный конфликт, но, к великому нашему удовольствию, поднятый нами «бунт» кончился вполне благополучно.

А случилась вот какая история.

Однажды ко мне на дом является юноша весьма таинственного вида и говорит мне, что имеет ко мне поручение. Я его ввожу в отдельную комнату и спрашиваю, в чем дело. В ответ он произносит условленный с киевлянами пароль и заявляет, что «их» приехало в Житомир несколько человек и что «они» нуждаются в нашей помощи.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Придите к нам по такому-то адресу, и вы все узнаете.

Сказав это, юноша простился со мною и ушел.

Таинственность, которой обставил этот юноша свой визит, убедила меня, что киевляне приехали к нам по весьма серьезному делу, и я немедленно отправился к Штернбергу, чтобы сообщить ему о визите и обсудить с ним вместе наши дальнейшие шаги.

Было решено, что я пойду к «ним», чтобы узнать, в чем дело и какая именно от нас требуется помощь.

Без труда я нашел дом, куда меня звал юноша, равно и комнату, в которой он поселился. Постучав из предосторожности в дверь и услышав оклик: «войдите», я отворил дверь и… остановился как вкопанный.

В довольно пространной комнате, окна которой выходили на улицу, я увидел пятерых молодцов в косоворотках и высоких сапогах. На столе и стульях валялись револьверы, кинжалы и много патронов. «Что все это значит» – спросил я себя мысленно.

Как бы отгадав мою мысль, один из молодых людей сказал мне:

– Не удивляйтесь! Мы сюда приехали с особым поручением.

– С каким? – спросил я, чувствуя что-то неладное.

– Видите ли, наша киевская организация задумала одно очень серьезное дело, но чтобы его успешно выполнить, нам нужна крупная сумма денег. Узнали мы, что завтра из Киева в Житомир прибудет почта с большими деньгами, и мы прибыли сюда, чтобы ограбить почту.

– Ограбить почту! – воскликнул я в ужасе.

– Ну да, нам деньги нужны до зарезу.

Все это говорилось в спокойном, деловитом тоне, точно речь шла о самой обыкновенной коммерческой сделке.

Я был вне себя от негодования, и мне стоило огромных усилий, чтобы им не устроить скандала.

С трудом овладев собою, я спросил их:

– Чего же вы хотите от нас?

– Вы должны нам дать товарища, – сказал тот же молодой человек, – чтобы закупить для нас все, что нам нужно. Мы не хотим показываться на улице. Кроме того, нам необходим человек, хорошо знающий окрестности Житомира вдоль киевского тракта.

Я мог бы им сейчас же заявить, что ни на какую нашу помощь им рассчитывать нечего и что такие дела мы считаем простым разбоем, но решил, что лучше такой ответ дать им от имени нашей группы.

Поэтому я им очень сухо заявил, что передам их предложение нашему кружку, который не замедлит им дать свой ответ.

В глубоком волнении я покинул эту компанию. Мне казалось, что за это короткое время, что я провел среди них, я потерял что-то очень дорогое.

«Как, думал я, мы боремся за счастье всех людей, мы считаем, что человеческая жизнь – это величайшая ценность, которую все обязаны оберегать, а они готовы из-за денег убить ни в чем неповинных почтальона и ямщика…»