Читать онлайн «Страницы моей жизни». Страница 66

В семидесятых годах он был одним из виднейших членов кружка чайковцев. Арестованный за свою революционную деятельность и преданный суду, он был приговорен к нескольким годам каторги. По отбытии каторги он вышел «на поселение». Через некоторое время ему разрешили поселиться в Троицкосавске, где он открыл фотографию, которая, благодаря близости Кяхты, давала ему недурной заработок.

На первый взгляд, Чарушин производил впечатление обыкновенного, весьма скромного человека, но в действительности он был выше несколькими головами многих других политических ссыльных. Высокообразованный, пламенный идеалист с кристаллически чистой душою, он всю жизнь остался верен выношенному им в юности социалистическому идеалу и служил ему с беззаветной преданностью. Он не любил много говорить, но когда он о чем-нибудь высказывался, то чувствовалось, что каждая его мысль глубоко продумана и чрезвычайно убедительна. После моей встречи с Чарушиным в Кяхте я видел его еще один раз, когда он приехал со мною повидаться в Верхнеудинск, но от времени до времени до меня доходили сведения о нем. Когда вспыхнула революция 1917 года, Чарушин жил уже у себя на родине, в городе Вятке. Несмотря на свой преклонный возраст, он с энтузиазмом отдался творческой общественной деятельности в воскресшей для новой жизни революционной России. Население города Вятки относилось к нему с глубоким уважением и высоко ценило его работу в новом городском самоуправлении. Когда большевики захватили Вятку, Чарушин повел с ними непримиримую борьбу, а так как местное население всеми своими симпатиями было на стороне Чарушина, то большевики его расстреляли.

В Кяхте я случайно встретился с Дмитрием Александровичем Клеменцом, правителем дел Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества. Раньше я лично его не знал, но слыхал о нем очень много. Его биография настолько интересна и необыкновенна, что на ней стоит остановиться подробнее.

Клеменц принадлежал к тому замечательному поколению семидесятых годов прошлого столетия, которое имело решимость и отвагу начать упорную революционную борьбу с русским царизмом и остатками крепостничества в России, которое еще очень крепко держалось, несмотря на официальную отмену этого права в 1861 году.

Клеменц принадлежал к фаланге революционеров, которую украшали такие имена, как Чайковский, Ковалик, Брешковская, Кравчинский и др. Но даже среди этих героических представителей русского революционного движения Клеменц по своим выдающимся способностям и светлому уму занимал очень видное место.

Как значительная часть революционеров той эпохи, он в молодости находился под влиянием анархических идей Бакунина. Несколько позже он примкнул к партии «Земля и воля» и, серьезно скомпрометированный своей революционной деятельностью, вынужден был бежать за границу. Там он совместно с некоторыми своими товарищами стал издавать журнал «Начало», а затем «Община». По-видимому, Клеменц тогда не предполагал вернуться в Россию, так как целый ряд его ярких и крайне революционных статей печатался в этих журналах за полной его подписью. Спустя некоторое время его, однако, стало тянуть на родину. Роль политического изгнанника его не удовлетворяла. И недолго думая, он отправился нелегально обратно в Россию.

Следившие за эмигрантами за границей шпионы тотчас же осведомили департамент полиции об отъезде Клеменца, и он был арестован тотчас же после своего возвращения.

Ему грозила многолетняя каторга. К его большой радости, он был выслан в Сибирь в административном порядке всего на несколько лет и водворен в таком благодарном месте, как город Минусинск.

Говорили, что Клеменца не судили потому, что департамент полиции высоко ценил его как выдающуюся умственную силу, не хотел ломать его жизнь и преградить ему путь к научной работе. Если этот рассказ соответствует действительности, то он лишь свидетельствует о большой дальновидности чиновников департамента полиции.

В Минусинске у Клеменца обнаружился крупный талант научного исследователя. Обширный район, в котором расположен город Минусинск, обилует курганами и другими памятниками древности, и Клеменц занялся археологическими изысканиями. Как и можно было ожидать, первые же его шаги на этом новом поприще показали, что он обладает широким исследовательским кругозором и подлинной научной интуицией. Он собрал богатейшие археологические коллекции, и тогда же ему пришла в голову счастливая мысль основать в Минусинске музей.

Нелегко ему было осуществить эту мысль, но он не щадил ни сил, ни времени, и ему удалось создать в Минусинске музей, которым гордилась вся Сибирь. Этот музей по богатству своих коллекций и по их замечательному распределению был признан одним из самых образцовых и стал притягательным центром не только для русских ученых-археологов, но и для западно-европейских.

Так пламенный революционер стал европейски известным ученым. Его революционный темперамент нашел выход в неутомимых научных изысканиях, в раскрытии тайн, которые седая древность хранила в темных недрах земли в течение тысячелетий.

Позже Клеменц произвел замечательные археологические исследования по берегам реки Орхон в Монголии. Вместе с знаменитым сибирским этнографом Г.Н. Потаниным он открыл на берегах Орхона развалины древнего монгольского города Хара-Хорум и многочисленные следы существовавшей в этих местах весьма древней и высокой монгольской цивилизации.

Возвращаясь из Монголии, Клеменц остановился на несколько дней в Кяхте. Как раз в это время и я приехал туда. Так состоялась наша встреча.

Должен сознаться, что в первый момент нашего знакомства Клеменц произвел на меня очень своеобразное впечатление. И иначе быть не могло, так как в Клеменце все было своеобразно и необыкновенно.

Он поражал своими контрастами. По внешности он был настоящим монголом. Его узенькие, несколько косо поставленные глаза, сильно выдающиеся скулы и жиденькая борода явно свидетельствовали о том, что в его жилах течет немало монгольской крови. Монгольский тип в нем был так резко выражен, что надень он монгольский тэрлык (халат) и малагай (монгольская шапка), никто не сказал бы, что он европеец. Недаром его товарищи-революционеры дали ему кличку «калмык». Но его высокий и широкий лоб, его глубокий взгляд и манера себя держать явно говорили об его настоящей высокой европейской культуре.

Слушая обыкновенную беседу Клеменца с кем-нибудь, никак нельзя было думать, что это ученый с большим именем. Он был необыкновенно талантливым рассказчиком, и его истории всегда сверкали остротами, прибаутками, поговорками и анекдотами, которые он не стеснялся пересыпать далеко не цензурными выражениями. Клеменц не прочь был в компании немного и выпить, и тогда его талант рассказчика развертывался во всю, и его слушатели покатывались со смеху от его искрившихся неподражаемым юмором анекдотов. И еще удивительная вещь! Клеменц имел большой недостаток как оратор: он экал после каждых нескольких слов. Была ли это дурная привычка, усвоенная с детства, или это экание было нервного происхождения, но на нового человека его экание производило в первый момент довольно тяжелое впечатление. Но через пять или десять минут он настолько захватывал слушателя своей живой, блестящей речью, что тот забывал об этом недостатке и жадно ловил каждое слово.