Читать онлайн «Страницы моей жизни». Страница 114

Комитет прежде всего поставил себе следующую важную задачу – распространять среди русских политических и общественных организаций проверенные и детальные сведения о положении евреев в России. И как раз в тот момент, когда наш комитет принялся с большим воодушевлением за свою работу, обрушилось на евреев новое несчастие. Во время русской Пасхи произошел в Житомире страшный погром с десятками убитых и сотнями раненых. Погром был организован и проведен по кишиневскому образцу, т. е. полиция и жандармы настроили хулиганов и черносотенцев против евреев, а затем позволили им беспрепятственно грабить и убивать. Как только наш комитет получил известие, что в Житомире произошла новая резня евреев, он поручил мне поехать в Житомир для исследования причин погрома и той роли, которую играли полиция и жандармы. Житомир был для меня вторым родным городом. Там жили уже с давних пор мои родители, сестры и братья, родственники и друзья. Вследствие этого мне было нетрудно собрать очень ценный материал об обстоятельствах, при которых погром начался, а также установить, кто были убийцы и грабители и кто настроил всю эту банду погромщиков. Я выслушал десятки свидетелей, и все показания установили, что погром был организован местной полицией вместе с жандармами. Полиция мобилизовала погромщиков из среды старообрядцев, живших обособленно в «Слободке», на окраине Житомира, а также среди плотников, временно работавших в Житомире. Это были элементы, склонные к вражде против евреев, и когда полиция дала понять, что можно спокойно грабить и убивать евреев, они это проделали с невероятной жестокостью.

Особенно ценные факты стали мне известны от членов еврейской самообороны, выдержавшей героическую борьбу с погромщиками и много способствовавшей тому, чтобы погром не превратился в поголовную резню житомирского еврейского населения. Несколько членов еврейской самообороны пали в бою, а многие из них были ранены. Их героизм и самопожертвование вписали блестящую страницу в историю борьбы еврейского народа за его человеческие права. Я должен сказать, что допрос еврейских свидетелей был чрезвычайно мучителен для меня. Бывали моменты, когда мои нервы почти не выдерживали. Но зато беседы с членами еврейской самообороны доставляли мне огромное моральное удовлетворение. Люди два дня подряд смотрели смерти в глаза, боролись с дикой разбушевавшейся стихией подонков общества. В этой борьбе они теряли своих товарищей, своих друзей, и в то же самое время они сохранили ясный благородный дух и трогательный оптимизм. Они чувствовали, что они морально победили. Одно лишь их страшно угнетало – это была трагическая смерть их товарища Николая Блинова, русского социалиста-революционера, который также принимал участие в еврейской обороне. Блинов был христианином, и у него во время погрома появилась благородная мысль: попытаться уговорить погромщиков, чтобы они прекратили погром. Ему казалось, что ему как христианину удастся успокоить бандитов – ведь они же все христиане. И когда погромщики, опьяненные кровью, грабили еврейский магазин, Блинов подошел к ним и обратился с мольбой прекратить грабеж. В ответ на это бандиты, как стая бешеных собак, бросились на него и разорвали на куски.

Я вернулся в Петербург с собранными мною материалами и сделал нашему комитету доклад о результатах моего расследования. Жестокость, с которой погром был проведен, сильно взбудоражил членов нашего комитета. Было постановлено немедленно начать кампанию против правительства, допускающего такие ужасные преступления, как еврейский погром. Нужно сказать, что житомирский погром чрезвычайно взбудоражил еврейский мир, и не только еврейский. Ведь это же был второй Кишинев! Мы решили использовать новые благоприятные условия в России и обстоятельно информировали русскую и заграничную прессу. Я вспоминаю, что известный корреспондент больших английских газет, а также немецкой «Франкфуртер цайтунг» Вильямс интервьюировал меня в течение двух часов по поводу житомирского погрома. Через неделю во франкфуртской газете была напечатана его чрезвычайно талантливая статья с описанием погрома. О трагических житомирских событиях появились статьи и во многих других газетах. Но мы этим не удовлетворились. Мы хотели, чтобы один из наших крупных художников слова составил специальную брошюру о еврейских погромах – главным образом, на основании свежих житомирских материалов.

Горький был тогда в России в зените своей славы, наиболее популярным беллетристом, и мы решили обратиться к нему с просьбой написать такую книжку. Через несколько дней мы получили известие, что Горький ожидает меня в назначенный день в Куоккала (в Финляндии), где он жил на своей даче.

Я должен сказать, что беседа с Горьким произвела на меня странное впечатление. В среде писателей, особенно в радикальных кругах, всегда господствовала простота в отношениях, добродушие. У Горького же все было как-то натянуто. Я должен признаться, что я себя чувствовал во время всей беседы как-то неуютно, не было ни признака гостеприимства. Одним словом, атмосфера, которую я там нашел, меня глубоко разочаровала. Я не принадлежу к людям, которые охотятся за почестями, но я очень чувствителен, когда у людей отсутствуют сердечность и простота в их отношениях к другим.

Когда я ушел от Горького, я невольно сравнил его с Короленко. Какая разница в отношении этих двух писателей к людям! Мне пришлось несколько раз бывать у Короленко по тому или иному общественному делу. И уже с первого раза я был очарован его манерой обходиться с людьми! Какая мягкость в каждом слове! Его умные, проникающие в душу глаза вам показывали, с каким благородством он подходит к вам, как сильно он вами интересуется. Как тепло и легко мне было с ним во время беседы! Недаром Короленко был совестью русской интеллигенции.

Когда я вернулся в Петербург после поездки в Житомир, я сразу почувствовал, что температура у политически активного населения сильно поднялась. Причин было достаточно. Наша армия на Дальнем Востоке терпела много неудач. В больших городах рабочие часто бастовали. Кровь, которая так бессмысленно лилась на полях Маньчжурии, вызвала в деревнях сильную ненависть к правительству, которое оказалось таким преступно слабым и неспособным управлять. Вследствие этого усилились крестьянские восстания. Все это указывало на то, что революционные элементы должны энергичнее, чем раньше, выступать против ненавистного режима, и все слои общества, которые принимали участие в русском освободительном движении, должны активно и смело действовать.