Читать онлайн «100 великих евреев». Страница 58

Между выпусками шоу Гершвин продолжал изучать гармонию, контрапункт и оркестровку. В более поздние годы Айра не раз утверждал, что его брат стал ученым музыковедом, который на третьем десятке анализировал партитуры Арнольда Шёнберга и постоянно наигрывал фортепьянные пьесы Клода Дебюсси. Руководитель Нью-Йоркского симфонического оркестра Вальтер Дамрош поручил в 1925 г. молодому, но уже популярному Гершвину написать джазовую симфонию. Гершвин откликнулся энергичным блюзовым «Концертом в фа». Даже больше, чем «Рапсодия», «Концерт» подтвердил искусное владение Джорджем музыкальной формой и изобретательной композицией. Ритмы произведения настолько заразительно разгульны, что слушатель охотно подчиняется их очарованию.

Схожим образом его оркестровая композиция «Американец в Париже» принесла в 1928 г. в концертные залы какофонию клаксонов французских такси. Музыкальная прогулка «Американца» по парижским улицам увенчалась небывалым успехом. Впервые ее исполнил симфонический оркестр Дамроша, а со временем все крупные оркестры. В тридцать лет Гершвин стал самым знаменитым композитором в мире. Его музыка начала оказывать влияние на таких разных композиторов, как Равель, Стравинский и Берг.

Шоу «О тебе я пою» на либретто Джорджа С. Кауфмана и Р. Рискина и на стихи Айры впервые было показано в 1931 г. и было награждено Пулитцеровской премией за драматургию (а не за музыку). Мишенью этой саркастической и язвительной сатиры стало американское правительство, самые дорогие нашему сердцу институты. Песни «Кому какое дело?», «Любовь охватывает всю страну», «Потому, потому» и «О тебе я пою» («Бейби») были, по словам критика Брукса Аткинсона, «смешнее, чем правительство, но не опасны». Усложненная драматургия этого шоу подготовила Гершвина к работе над его величайшим произведением – народной оперой «Порги и Бесс».

«Порги» стала величайшей сценической работой из когда-либо написанных американскими композиторами. Жизнь чернокожих в гетто Кэтфиш-роу описана с любовью, чистотой и уважением, которые и сегодня звучат правдиво. Музыка Гершвина уже не была ни мелодиями для бродвейских шоу, ни якобы большой оперой, а была музыкой народа, истинных чувств, страхов, вожделений, надежд, чего-то возвышенного. Как и в большинстве своих крупных произведений, он соединил весь свой музыкальный опыт в трогательно прекрасной экспрессии.

Последние два года жизни Гершвин провел в Голливуде, где написал еще несколько бессмертных песен («У меня этого не отнимешь», «Давай все отменим», «Все они смеялись», «Туманный день (в городе Лондон)», «Пришла любовь» и «Любовь навеки»). Он назначал свидания красавицам актрисам (Симоне Саймон и затем миссис Чарли Чаплин – Полет Годдар), страдал от деспотических выходок продюсера Сэмюэла Голдвина, наслаждался общением со своими, привезенными из Нью-Йорка друзьями и старался заработать достаточно денег, чтобы посвятить остаток жизни серьезным сочинениям. Его смерть от опухоли мозга на тридцать девятом году жизни была такой же трагедией, как и преждевременные кончины Перселла, Моцарта, Мендельсона, Шопена и Бизе.

Многие критики отмечали, что Гершвин смешивал народную и классическую музыку. Однако это было свойственно многим великим композиторам. Музыка простых людей находит свое место в симфонической музыке вместе с величественными сочинениями. Аарон Копленд и Эли Зигмейстер использовали в своем творчестве ковбойские песни, Бенджамин Бриттен – матросские запевки, Сергей Прокофьев – русские крестьянские напевы, Карлос Чавес и Сильвестре Ревуэльтас – мексиканские народные мелодии, и все они брали пример с Гершвина.

Гармонии и характерные ритмы свинга и джаза также испытали воздействие музыки Гершвина. Несмотря на красивые лирические мелодии и остроумные ритмы, его музыка вырастает прежде всего из собственной гармонической структуры. Развитие джаза после Гершвина можно приписать в основном расширению и усложнению гармонии. Еще до исторического концерта Бенни Гудмена в Карнеги-холле Гершвин вместе с Полом Уайтменом показал значение и художественную силу джаза. Ибо подобно Модесту Мусоргскому (чья музыка близка русскому чернозему) и своему великому современнику Дюку Эллингтону Гершвин навсегда стал символом музыки простых американцев, выражаемой с утонченностью, смехом, пикантностью и любовью.

Первый президент Израиля, инициатор «Декларации Бальфура», человек, содействовавший признанию «еврейского очага» президентом Трумэном, ведущий сионистский лидер после Герцля и выдающийся ученый Хаим Вейцман был одним из самых влиятельных евреев в истории. Будучи третьим в весьма несхожей троице с Давидом Бен-Гурионом и Менахемом Бегином, Вейцман использовал свое дипломатическое искусство для того, чтобы помочь рождению еврейского государства.

Он родился в скромной семье в условиях царского режима. Его отец был торговцем лесоматериалами, интересовавшимся хорошей литературой. Из-за существовавших в России ограничений на получение евреями высшего образования Хаим выехал сначала в Берлин и затем в Швейцарию, чтобы изучать химию и получить степень доктора. Обучаясь в Берлинском политехническом институте, он узнал об усилиях, предпринимавшихся Теодором Герцлем. Сионизм Герцля поразил его «как гром среди ясного неба». В 1898 г. в возрасте двадцати четырех лет Вейцман участвовал во втором сионистском конгрессе.

В начале XX в. Вейцман переехал в Англию преподавать биохимию в Манчестерском университете. В те годы перед Первой мировой войной Британская империя достигла вершины своего могущества. Вейцман полюбил английские нравы, аристократию и демократическую форму правления и в 1910 г. стал подданным британской короны.

После смерти Герцля в 1904 г. Вейцман постепенно превратился в главного представителя мирового сионизма. В отличие от Герцля, умело общавшегося с мировыми лидерами, но не с простыми людьми, Вейцман находил общий язык и с теми, и с другими. Перед войной он искал дружбы с энергичными английскими государственными деятелями – консерваторами Дэвидом Ллойд-Джорджем, Артуром Бальфуром и Уинстоном Черчиллем, а также с либеральным членом парламента Хербертом Сэмюэлом. Вейцман также находил поддержку сионистскому движению со стороны простых людей бедных еврейских кварталов Лондона.

Вейцман завоевал доверие британских властей, организовав по заказу Адмиралтейства массовое производство воспламеняющегося элемента боеприпасов. Его жидкий ацетон сыграет во время войны важную роль в снабжении британской армии боеприпасами.

Когда Турция вступила в войну на стороне Германии и Австрии, Сэмюэл и Вейцман увидели в этом благоприятную возможность для поддержки Англией еврейского национального очага. Они призвали Францию и Англию разделить Ближний Восток, как только он будет освобожден после столетий османского ига.