Читать онлайн «Трагические судьбы». Страница 43

Вы не поверите, но по делу Худенко пытались привлечь к уголовной ответственности даже ученых, которые изучали и анализировали его опыт, пытались завести уголовное дело на журналистов, которые писали о Худенко. Спецкорр «Литературной газеты» Владимир Кокашинский в течение пяти лет обращался к ходу эксперимента в Акчи. Когда на Худенко завели уголовное дело, в списке обвиняемых значились и Кокашинский, и профессор Белкин, вылетавший в Казахстан на поддержку Худенко. Профессор Белкин вспоминает: «Приезжал из Алма-Аты следователь по особо важным делам, вызывал меня и Кокашинского в прокуратуру. Следователь пытался приписать мне преступные намерения, а я пытался популярно объяснить ему про истоки хлебного кризиса, а он мне опять про соучастие в преступлении». Так и пообщались ученый и следователь без всякой надежды понять друг друга.

Суд над Худенко был скорым. Ему сладострастно отмерили 6 лет строго режима. Точно такой же срок, что и Снимщикову. «Владислав Васильевич, — спрашиваю Филатова, — как восприняли приговор люди, которые работали с Худенко?» — «Ну как могли относиться к нему люди, если он дал им возможность нормально работать, и получать приличные деньги?» Филатов помолчал и добавил: «Люди любили и уважали Худенко. И какое было горе, когда через год он скончался в тюрьме. На похороны пришли все, кто участвовал в эксперименте. И давали буквально клятву, что мы это дело не забудем, что продолжим его дело».

Снимщиков, как герой войны, орденоносец, попал под амнистию. Он мог уйти из колхоза, ему даже предлагали возглавить хозяйство в любом месте Подмосковья. Он сказал: «Пока меня полностью не реабилитируют, из Черной никуда не уйду». И взялся за рыбное хозяйство — в колхозе были пруды, он их создал. И в течение почти всей его дальнейшей жизни из его зарплаты, а потом пенсии вычитали деньги за тот морской круиз.

В магазинах только хлеб, соль, маргарин да банки с различными компотами.

Тут еще вот какой вопрос будоражит мое воображение: а что, если наши герои — Снимщиков и Худенко — диссиденты? Или — страшно сказать — антисоветчики? Ведь они бросили вызов системе, не посчитались с существовавшими правилами игры. И система, почувствовав опасность, подавила их. Филатов вспоминает: «Эксперимент Худенко называли капиталистическим». А большего обвинения, чем в капиталистических замашках, тогда и придумать было нельзя, это была явная антисоветчина. Снимщикову тоже клеили ярлыкдельца капиталистического типа. Это нешуточное обвинение по тем временам. Свидетельствует Филипп Денисович Бобков: «Привлекались не за высказывания, не за инокомыслие, а за действия… в конечном счете — выступали против государственного строя».

Снимщиков и Худенко никогда и слова не сказали против Советской власти, но своими действиями выступали против государственного строя. Они были несовместимы с существовавшей тогда системой, и система их уничтожила.

«Он был очень большим патриотом, — говорит о Снимщикове Комиссаров. — Иван Андреевич был сторонником колхозов, и своим трудом показывал, какие огромные возможности можно реализовать в коллективном хозяйстве. Он показал путь, что нужно делать, чтобы был и хлеб, и молоко, и овощи. Чтобы сельское хозяйство процветало. К сожалению, его не услышали до сих пор».

И Худенко не диссидент, не антисоветчик. Для него было жизненно важно членство в рядах КПСС. Он очень переживал свое исключение из партии, даже больше, чем заключение в тюремную камеру. Когда его совсем прижали и уже взяли под стражу, Заславская пригласила его в Академгородок, где предложила возобновить эксперимент. Через ЦК КПСС пробила этот вопрос. Худенко и Филатову были выделены квартиры, определен оклад в 500 рублей — очень немалые деньги тогда были. Но Худенко отказался: «Партия везде одна, и, пока мне не отдали партбилет, никакого смысла в этом нет». Заславская говорит: «Худенко был коммунистичен и социалистичен до мозга костей. Он абсолютно не мыслил другими категориями. Главный пафос его жизни заключался в том, чтобы очистить соцалистическую систему от тормозов, и показать, что она самая прогрессивная в мире».

Но почему в таком случае именно этих людей система и подавляла? Два Ивана работали на укрепление системы, а не на ее разрушение. Неужели руководители партии и правительства не понимали, что в таких, как Снимщиков и Худенко, заключается их спасение?

Ситуация с продуктами была уже просто катастрофическая. Как раз в то время, когда травили председателей, то есть в 1972 году, Общий отдел ЦК разослал членам Политбюро, секретарям ЦК обзор писем трудящихся. Вот особо впечатляющие выдержки.

Из Волгограда: «Не первый год в магазинах трудно купить говядину, баранину, редко бывают яйца. А сейчас исчезли из продажи молочные продукты и сливочное масло. Если они поступают, то у магазинов возникают колоссальные очереди…»

Из Ярославля: «Картошку сейчас отпускают в магазинах только по талонам — 10 килограммов на человека. Масла сливочного в продаже нет, молоко поступает с перебоями, фруктов и овощей нет…»

Из Углича: «В магазинах только хлеб, соль, маргарин да банки с различными компотами. Поверьте, мы не знаем, чем кормить детей. Молоко распорядились продавать только по талонам, но их выдают только тем, у кого дети не старше трех лет…»

И это на фоне самовосхвалений, трескучих слов, пошлой пропаганды. А тех, кто всё делал для того, чтобы было и молоко, и мясо, давили. Что за странности? Новаторов уничтожали, зато сами разрабатывали пустопорожние «продовольственные программы», в которые не верил ни народ, ни сами партработники. Вспоминает Анатолий Черняев, работник ЦК: «Выступал у нас с «закрытым» докладом «в порядке партучебы» чиновник из Госплана. Дела весьма плачевные. К 1990 году (конечный рубеж «программы») страна не выходила на «рациональные нормы потребления» («хотя они и были снижены Академией медицинских наук» — эти слова были покрыты долгим громким смехом зала)».

Так что даже в ЦК хохотали над программой. Поясним: Академии медицинских наук было дано указание снизить рациональные нормы потребления. И нормы были снижены — мяса советские люди должны были потреблять меньше на 8 килограммов в год, молока — на 50 литров, овощей — на 20.

Какой-то глубокий порок в нашей системе и в нашем русском характере.

Руководители избегали правды о состоянии дел на селе. И оберегали от этой правды народ. Татьяна Ивановна Заславская через много лет еще раз попадает из-за своей научной добросовестности в переплет. К апрелю 1983 года коллектив ученых под руководством академиков Аганбегяна и Заславской подготовил концептуальный доклад «О совершенствовании социалистических производственных отношений и задачах экономической социологии» — предельно откровенный анализ состояния экономики. Вывод был безутешен: никаких перспектив у экономики Советского Союза нет. В подтверждение приводились убийственные цифры и факты. Все рушилось. Ученые предсказывали: через десять лет вместо советской экономики будут руины. Что и произошло.