Читать онлайн «Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика». Страница 25

Кстати, Гитлер и его политические союзники были любимыми героями тогдашних советских сатирических юморесок. Например, в репертуаре московского Театра эстрады и миниатюр была интермедия в жанре «тантоморесок» (кукольное представление) под названием «Хор шакалов». В ней действовало пять кукол: Гитлер (он был дирижером хора), итальянский дуче Муссолини, румынский генерал Антонеску, венгерский ставленник Хорти и французский маршал Петен. В другой интермедии этого же театра – «Тихое семейство» – Гитлер действовал уже с двумя своими верными подручными-немцами – Геббельсом и Герингом.

Но вернемся к миниатюрам Райкина.

Еще одна его сатирическая сценка подвергала осмеянию позицию союзников СССР в войне – англичан и американцев. Вот как об этом вспоминал сам А. Райкин:

«В 1942 году, когда по дипломатическим соображениям избегали говорить, а тем более писать о том, что союзники медлят с открытием второго фронта, я выходил к зрителям-бойцам, смотрел на часы и спрашивал кого-нибудь из тех, кто сидел близко от меня:

– Сколько на ваших?

– У меня без пяти минут, – следовал ответ.

– А у вас?

– Без четырех…

– А у вас?

– Без шести.

– Как хорошо было бы, – заключал я, – если бы во всем мире часы шли одинаково. А то мы смотрим по нашим московским и говорим: «Уже пора», а в Лондоне и Вашингтоне отвечают: «А по нашим еще рано»…

Тут зрители дружно смеялись, отлично понимая, что речь идет о втором фронте…»

А вообще в репертуаре ленинградского Театра миниатюр (название «эстрада» выпало в 1944 году) за годы войны появилось больше десятка сатирических миниатюр политического толка. Среди них значились: «Буква В» (исполнители: Л. Таганская и Б. Дмоховский), «Ать-Два» (Л. Таганская, Г. Карповский и Р. Рубинштейн), «Передача окончена» (Т. Этингер и Р. Рубинштейн), «Немецкий театр» (Л. Таганская, Г. Карповский и Б. Дмоховский) и др.

Однако политсатира все-таки не превалировала над юмористикой, поскольку последняя вызывала большую зрительскую симпатию. В перерывах между боями бойцам хотелось больше развлечься, чем слушать «агитки». Об этом, кстати, говорят и документы той поры. Например, был такой циркуляр от 1943 года, где артистам вменялось в обязанность больше исполнять агитационные произведения, чем чисто развлекательные. Однако артисты часто нарушали этот циркуляр, поскольку собственными глазами видели, что именно пользуется успехом у бойцов. И в другом документе об этом говорилось в открытую: «Анализ 228 программ ВГКО за ноябрь – декабрь 1943 года показал, что на долю лирики, шутки, сатиры падало 80 процентов исполняемых произведений…»

Кстати, за этот уклон в развлекательность доставалось и райкинскому театру. Так, 24 октября 1942 года в «Вечерней Москве» появилась заметка, в которой по адресу театра звучало следующее резюме:

«В общем, картина становится ясной. Пустота, безыдейность, бессодержательность – смех в его «чистом» виде – вот что пока главным образом интересует театр и его руководителя Райкина».

Заметим, что эту же программу под названием «Кроме шуток» летом того же года райкинцы уже показывали в Москве, выступив перед воинскими частями, охранявшими Кремль (Райкин лично приглашал на это представление Сталина, написав ему письмо, но вождь прислал в ответ записку: дескать, прийти не смогу, поскольку очень занят). И кремлевцы эту программу приняли на «ура», наградив артистов оглушительными аплодисментами в финале. Однако рецензент из «Вечерки» имел собственное мнение. Впрочем, дело здесь могло быть в элементарной… мести.

Дело в том, что в программе «Кроме шуток» были интермедии, которые высмеивали людей из категории «кому война, а кому – мать родна». Например, была там миниатюра о неком художнике Карусель-Базарском, который всю жизнь рисовал мирные пейзажи, а во время войны решил их приспособить под новые реалии – то есть примазаться к военной теме. Поэтому картину «Горы в снегу», где были изображены не только горы, но и человеческие следы на снегу, он назвал «Наши автоматчики, ушедшие в энском направлении», а картину «Морская гладь» переименовал в «Финский транспорт в 15 тысяч тонн, ушедший на дно», картину «Зеленый лес» – в «Замаскированные танки» и т. д. и т. п.

Поскольку подобных приспособленцев во время войны было много, естественно, они узнавали в миниатюре Райкина себе подобных и реагировали соответствующим образом – таили злобу на артиста.

Заметим, что в его репертуаре в те годы были и другие злободневные миниатюры, которые удивительным образом проходили тогдашнюю цензуру. Однако на самом деле удивляться тут было нечему: среди цензоров было немало умных людей, которые понимали, что юмор может быть таким же мощным оружием, как автомат или граната. Поэтому в репертуаре Райкина в 1943 году появилась миниатюра «Время идет вперед», где он впрямую говорил о том, что у нас есть предатели, а их воспитатели ходят среди нас. Но послушаем самого А. Райкина:

«Я выходил в халате, в шлепанцах, в руке был подсвечник с горящей свечой. Ставил его на пол и начинал монолог. Я говорил о том, что человек, прежде чем лечь спать, обычно вспоминает прожитый день. Рассказывал, что сегодня прочел в газете, как расстреляли одного дезертира. Это ведь не в какой-то среде, а в нашей Советской стране! Кто же его так воспитал? Размышлял об обстоятельствах, пагубно влияющих на молодежь. Вот, например, папа взял за руку мальчика и повел его в школу. По дороге говорит сыну: вот ты новенький, немного опоздал к началу учебного года, имей в виду, если кто-нибудь тебя будет дразнить, ты спуску не давай.

В школе к нему подошел мальчишка: что это у тебя за пуговица? Он опустил голову, а тот его раз – за нос. Он развернулся и дал ему по уху. Мальчишка заплакал и пожаловался учительнице. Та стала учить: никто не имеет права драться, нужно было пожаловаться.

Мальчик вырос. Когда он провожал девушку, к ней пристали хулиганы. Он встал на защиту, их всех забрали в милицию. Действовал закон, по которому привлекали к ответственности и хулиганов, и тех, кто защищался. В милиции юноша также получил надлежащий урок.

Попав на фронт, он оказался номером вторым у пулемета. Когда увидел, как идут немцы, оставил товарища и побежал жаловаться. В результате – суд и расстрел. Кто же его воспитал?

Я кончал монолог словами: «Вот сегодня, когда вы будете ложиться спать, вспомните то, что вы слышали». Гасил свечу и в темноте уходил с эстрады. Монолог завершал спектакль, но я не выходил на аплодисменты. Кажется, это производило впечатление…»

Заметим, что подобных острых миниатюр среди советских юмористов почти никто больше не читал – только Аркадий Райкин. Все это ясно указывало на то, что власть именно его назначила Главным Художником в советской юмористике и сатире, этаким разрешенным внесистемщиком. Отсюда и назначение его худруком родного театра (1942), и разрешение стать Театру миниатюр хозрасчетным учреждением (1943), что тогда дозволялось не каждому учреждению. Короче, Райкину дозволялось затрагивать в своих интермедиях такие темы, которые для других его коллег были табу. Например, творческий соперник райкинского театра – московский Театр эстрады и миниатюр – предпочитал ставить более «легкие» миниатюры, что, кстати, тоже могло вызвать неудовольствие властей, поскольку в тематической легковесности тоже надо было соблюдать меру. Артисты московского ТЭиМа, видимо, об этом забыли. И им напомнили: в конце 1944 года театр был подвергнут жесткой критике. Вот как об этом вспоминал А. Менакер: