Читать онлайн «Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка». Страница 4

Всю дорогу, как отъехали от Кирова, Владикова мама рассказывала моей маме про замечательные фигуры, которые будут продаваться в Кунгуре. Она на Восток и обратно уже несколько раз ездила и все знала, что надо покупать на разных станциях. Я же тем временем учил Владика играть в «морской бой» — он о такой игре даже не слышал, а еще сын моряка. И вот совсем уже было темно, когда проводник прошел по вагону, объявляя: «Станция Кунгур, стоянка двадцать минут!» И как остановились, все быстренько соскочили и побежали к киоску с фигурами. Когда мы подошли, стояла уже внушительная очередь. Мама меня оставила стоять, а сама пошла разглядывать, что за знаменитые фигуры такие. Когда вернулась, я пошел смотреть. Самой главной гипсовой фигурой, которая продавалась в нескольких размерах и расцветках, была «Хозяйка Медной горы», вся в узорах и самоцветах. Рядом с киоском стоял щит с объяснениями, кто это такая и как в сказах Бажова отразилась борьба уральского трудового люда против векового угнетения. Про Конька-горбунка там было такое наворочено, что даже я, не по годам начитанный мальчик, ни фига не понял.

Фигуры — особенно Хозяйка — выглядели очень красиво и стоили недорого, судя по обмену мнениями между стоявшими в очереди. Еще там были «Пионер с собакой», «Девочка с котенком», «Ворошилов с Буденным» и много другого, но мне больше всего понравился «Кот в сапогах». Кроме сапог, на коте был широкий ремень со шпагой, а в лапе он держал шляпу с пером. Время шло, очередь двигалась медленно, и мама и люди вокруг нас стали волноваться, не опоздать бы на поезд — а то уйдет, и сиди тут в этом Кунгуре в обнимку с «Хозяйкой». Тут к маме подошел мужик в пиджаке с одним пустым рукавом, засунутым в карман, и с орденскими планками.

— Вы, — говорит, — хозяйка, что брать-то надумали?

Мама отвечает:

– «Хозяйку» такую зелененькую за тридцать рублей.

— И «Кота в сапогах» за семнадцать, — тут же добавил я.

Мужик говорит:

— Вы идите к поезду, я вам их туда принесу, а то вы не успеете взять, какой номер вагона-то?

Мама засомневалась, но мужик сказал, что он инвалид из этой самой артели, которая фигуры делает, и принесет самого первого сорта, без щербиночки.

Так и получилось: мужик принес «Хозяйку» с «Котом», мама их со всех сторон рассмотрела и спрашивает:

— Сколько я вам должна?

Он говорит:

— Согласно прейскуранту — сорок семь, а накинете трешечку на папиросы — бузить не стану.

Мама ему накинула трешечку, а я тем временем разглядел его планки и спрашиваю:

— Эта, — говорю, — «Слава», эта «За боевые заслуги», эта «За победу над Германией», а эта какая, я такой не видал никогда?

— Надо ж, как разбираешься, — говорит инвалид, — вырастешь, в Военторге сможешь работать. Которую ты не видал — это «За оборону Советского Заполярья».

Тут дали третий звонок, и мы с фигурами еле успели залезть в вагон. Зашли в купе, а Владикова мама говорит:

— Я вся аж испереживалась, что вы «Хозяйку» приобрести не успеете, а теперь и у вас будет чем дом украсить.

Судьба «Хозяйки» поначалу оказалась печальной: года через два во время встречи Нового года у нас дома она была сброшена с этажерки на пол подполковником медицинской службы Шапиро, демонстрировавшим со своей супругой какое-то изощренное па вальса-бостона. А он к тому времени уже утратил способность даже к обычному строевому шагу, не то что к вальсу-бостону. Мама была очень расстроена и безуспешно пробовала склеить гипсовые осколки.

Но прошло более полувека, и «Хозяйка», к моему величайшему изумлению и неописуемой радости, воскресла из небытия: я получил точно такую же кунгурскую фигуру, которую некий знакомый с этой историей москвич случайно обнаружил в антикварном магазине и тут же купил мне в подарок.

«Хозяйкин» же земляк «Кот в сапогах» через пять лет проделал с нами обратный путь через родной Кунгур в Ленинград и еще какое-то время простоял в серванте, пока мы не переехали на другую квартиру. Мама перед этим спросила соседку Стешу, что ей подарить на память, и та попросила «Кота» — если, конечно, Мишенька не возражает… А я не возражал, потому что к тому времени подрос и больше интересовался математическими головоломками и древнескандинавскими мечами и шлемами, чем какими-то там игрушечными котами.

После Кунгура проехали мы ночь, целый день и еще ночь и утром приехали в Новосибирск. Мама, как проснулись, сильно разволновалась. Она уже бывала в Новосибирске — они с бабушкой эвакуировались туда из блокадного Ленинграда в январе 1942-го и вернулись домой только через два года. Мама работала чертежницей в управлении железной дороги и вечерами училась рисованию и лепке на курсах при каком-то эвакуированном с Украины институте — готовилась поступать в архитектурный. Бабушка на дому занималась навивкой пружинок для какой-то артели. Жили они, сравнительно с другими эвакуированными ленинградцами, довольно безбедно: имели комнату на троих еще с одной родственницей не в бараке, а в кирпичном доме возле Красного проспекта. От дедушки из Ленинграда аккуратно приходил продовольственный аттестат, по которому кормились все трое. А мама еще получала усиленные карточки как работник транспорта — так что не шиковали, но и не голодали.

А вот другая моя бабушка, с папиной стороны, осталась в Ленинграде и в марте сорок второго умерла, как написано в сохранившемся у меня свидетельстве о смерти, от «безбелковых отеков». Иначе это называется алиментарная дистрофия, а по-простому — голод. Папа, ее сын, служил в автомобильной части, всю зиму возившей горючее по ледяной трассе через Ладогу. Он рвался в Ленинград, чтобы передать бабушке хоть какие-то продукты, но был тогда простым сержантом, и никаких шансов попасть в осажденный город у него не было. Весной 42-го он получил заветный кубик на петлицы — стал младшим лейтенантом. В тот же день выпросил у благоволившего к нему командира батальона командировку в Ленинград и на попутных поехал с рюкзаком продуктов — взял авансом командирский паек на полмесяца вперед, больше не дали.

Добрался, а полуживые соседи говорят: пару недель как свезли на Пискаревское. Папа, сам голодный, потерял сознание на несколько минут, очнулся — видит, соседка оттаскивает дочку подальше от его рюкзака, а ту аж трясет… Он половину содержимого рюкзака — сухари, сгущенку, американскую тушенку — выгрузил им на стол. Взял кое-какие книжки, бабушкины документы, фотографии — часть из них теперь у меня. Уходя, попросил беречь опустевшую комнату и передать в ЖАКТ, что хозяин теперь командир Красной армии и часто наведывается с фронта. Со второй половиной продуктов пошел к родственникам, застал их тоже чуть живыми и там опустошил рюкзак. Благодаря этим продуктам они дотянули до лета, когда и с продовольствием полегчало, и папа сумел им еще кое-чего передать через ездившего в Ленинград сослуживца.