Читать онлайн «100 великих актеров». Страница 98

Лоутон отклонил несколько заманчивых предложений из Голливуда, поскольку не хотел подписывать долгосрочный контракт, тем более без права выбора ролей. И только после того как его условия были приняты, он снялся в роли мелкого дельца в фильме ужасов «Старый темный дом» (1931) по рассказу Дж. Б. Пристли и мелодраматической роли капитана подводной лодки в «Дьяволе и океане» (1932). Лоутона хвалили за «выдающееся актерское исполнение».

Тем временем начинались съемки исторического фильма «Знак креста» (1932), где он играл роль Нерона. В его исполнении римский император оказался гротескной, комической фигурой, что вызвало неудовольствие у режиссера С. де Милля. Однако зрители и критики приняли этого Нерона с восторгом.

В Голливуде Лоутону давали либо комические роли («Если бы у меня был миллион», 1932), либо роли преступников и злодеев («Остров потерянных душ», 1932). Актеру это не нравилось, он мечтал вернуться в театр и выступать в шекспировском репертуаре.

Фильм «Частная жизнь Генриха VIII» Александра Корды (1933) многое изменил в его жизни. Лоутон, получивший главную роль, много времени проводил в библиотеках и музеях, изучая эпоху, атмосферу средневековой Англии, старался понять образ мыслей современников Генриха.

Он изобразил короля капризным изменчивым человеком, чьи многочисленные желания не осуществились, а надежды не оправдались. Защищая свою позицию, Лоутон говорил: «Я хотел сделать его убедительным, хотел показать его общительным и по-своему обаятельным человеком, каковым он и должен был быть, чтобы завоевать такую фантастическую популярность, какой он обладал в действительности. Он был прекрасным лингвистом и опытным музыкантом; он сочинил две мессы. Я хотел показать его человеком, каким он был, а не деспотом, каким его изображали».

Американские киноакадемики наградили Лоутона «Оскаром». На Первом Международном кинофестивале в Москве (1934) он был признан лучшим актером года.

В 1935 году на экраны вышел фильм «Мятеж на „Баунти“», в котором Лоутон появился в образе сурового и придирчивого капитана Блая. Персонаж Блая настолько увлек Лоутона, что он предпринял серьезные поиски сведений об офицере, его привычках, одежде.

Огромная сила и убедительность, с которой Лоутон играл отрицательные роли, дала повод одному из английских критиков задать следующий вопрос: «Сумеет ли он избежать ожидающей его долгой череды убийц, садистов, пьяниц и маньяков?» И добавить. «На это, по-видимому, надежды мало».

После ряда удачных работ в кино Лоутон неожиданно вернулся на сцену. Восемь месяцев актер выступал в спектаклях объединенной труппы «Олд Вик – Сэдлерс Уэллс». Получал он сто долларов в неделю (в двадцать раз меньше, чем ему платили в Голливуде), тратил около четырнадцати часов в сутки на подготовку роли, на репетиции, отвергая любые предложения кинопродюсеров и антрепренеров. Друзьям Лоутон объяснял: «Мне не удалось получить классического образования, хотя, как говорится, я не расставался с классиками даже в постели. Откажись я от возможности хоть как-то восполнить этот пробел, и я бы перестал уважать себя. Я понял, что старею, и если я не останусь верен мечтам юности, то вскоре мне придется только зарабатывать деньги и забыть о честолюбии».

Каждый месяц Лоутон появлялся в новой роли: Анджело в «Мере за меру», Просперо в «Буре», Макбет, Чезюбл в «Как важно быть серьезным» Уайльда, Тэттл в пьесе У. Конгрива «Любовь за любовь». Зрительный зал на его спектаклях был неизменно полон. Критики же не пришли к единому мнению. Одни с восторгом отмечали темперамент, мощь, ренессансное жизнелюбие шекспировских персонажей Лоутона. Другие осуждали актера за отход от традиций, за неумение найти общий стилистический язык с партнерами.

После восьми месяцев выступлений в «Олд Вике» Лоутон вернулся в кино. В большинстве ролей самого счастливого периода его творчества (1934—1942) Лоутон покорял диапазоном своих перевоплощений. Не верилось, что один и тот же актер мог сыграть и Генриха, и потомственного лакея Рагглса («Рагглс из Ред-Гапа»), и деспотичного отца семейства («Барреты с Уимпол-стрит»), и свирепого морского волка («Мятеж на „Баунти“»), и полицейского ищейку Жавера («Отверженные»), и несчастного Квазимодо («Собор Парижской Богоматери»)…

«Успех Лоутона объяснялся не только даром перевоплощения, редкостным пониманием психологии героев или фантастической техникой, – пишет киновед В. Утилов. – Обладал он еще и диапазоном необычайной широты. Его считали комиком, но в каждой роли, даже в анекдотической (безработный музыкант получает шанс стать дирижером, но во время выступления у него разлетается фрак), он показывал себя и великим драматическим актером, и трагиком. Поэтому за самой маленькой ролью вставал яркий и большой человек, а чувства героев обретали масштаб, оказываясь неодолимыми и испепеляющими».

Сниматься в Голливуде Лоутону больше не хотелось. Он стал одним из учредителей первой в Англии независимой кинофирмы «Мейфлауэр», выпустившей три фильма – «Сосуд зла» (1937), «Переулок Св. Мартина» (1938) и «Таверна „Ямайка“» (1939).

В «Таверне…» (режиссер А. Хичкок) Лоутон сыграл роль изувера-садиста, лорда Пенгаллона. Но наиболее запоминающимся был герой «Переулка Св. Мартина», уличный певец Чарлз Сэггерс. Обаяние и психологическая тонкость Вивьен Ли в роли Либерти, задушевность Лоутона – Сэггерса выделяют этот фильм на фоне многих английских картин 30-х годов.

С началом войны «Мейфлауэр» пришлось ликвидировать. В Голливуде Лоутон снимается в роли Квазимодо в «Горбуне Собора Парижской богоматери» у режиссера У. Дитерле. Но эта работа удовлетворения ему не принесла, хотя зрители смотрели картину с удовольствием.

Лишь в 1942 году, в одном из эпизодов фильма Ж. Дювивье «Сказки Манхэттена», актер смог обратиться к главной теме своей жизни, создав образ музыканта Чарлза Смита, обойденного благополучием, но богатого душой.

В годы войны Лоутон возвращается на сцену, он с успехом выступает в госпиталях. Много времени Чарлз уделял актерам-любителям, начинающим режиссерам и просто мечтателям. Он организовал труппу «Чарлз Лоутон плейерз» и поставил с ней «Вишневый сад», продержавшийся на афишах пять месяцев. Известный американский критик А Джонсон назвал Чарлза «великим человеком, который из многих возможных для него путей выбрал путь актера».

В 1946 году Лоутон взялся за постановку «Жизни Галилея» Б. Брехта. Репетиции «Галилея» заняли весь год. По свидетельству Брехта, Чарлз сделал все, чтобы его герой выглядел не отрешенным интеллектуалом, а «обыкновенным смертным». Отвечая на вопрос драматурга, почему он стал актером, Лоутон произнес: «Потому что люди плохо знают себя, а я могу показать им их истинное „я“».