Читать онлайн «Фридрих II Гогенштауфен». Страница 65

25 апреля прелаты поднялись на борт в порту Генуи. Генуэзский флот находился в таком плачевном состоянии, что англичане, имеющие опыт в судоходстве, отказывались садиться на корабли. Все остальные — прелаты из Ломбардской лиги, французы, испанцы — взошли на борт под звуки горна. Флот прошел Пизу и направился через узкий путь Пьомбино. Восемь дней продолжался морской путь, и римский порт Чивитавеккья был уже недалек, как вдруг 3 мая 1241 года императорский флот, укрывавшийся между островами Монте-Кристо и Джильо, внезапно напал на генуэзскую флотилию. В кровавом бою он одержал победу. Было потоплено три генуэзских судна. Находящиеся на них прелаты утонули, среди них и архиепископ Безансона. Двадцать два судна захватили в плен, и только три, с испанскими прелатами на борту, достигли спасительной Генуи.

Воодушевленный триумфом, император сообщал своему шурину, английскому королю:

«…И когда Наши галеры атаковали их галеры, наивысшее воинство, взиравшее с высоты и судящее по справедливости, ибо оно знало их путь, их исключительную злобу и их ненасытную алчность, своей милостью отдало легатов и прелатов всех одновременно в Нашу власть и волю, от которой они не могли уйти ни на суше, ни на море… На них (галерах) в Наши руки попали три названных легата, вместе с архиепископами, епископами, аббатами и многими другими прелатами, а также послы и представители князей церкви, число которых насчитывает более сотни, наряду с посланниками бунтующей Ломбардии».

Победа явилась для Фридриха подтверждением божественности его миссии. Его торжество над папой еще более увеличилось после победы верной императору Павии над Миланом при Монтелонго 11 мая 1241 года.

Маттеус Парижский повествует о страданиях плененных прелатов: «Им пришлось по приказу императора проделать долгий, продолжающийся около трех недель морской путь, пока они не прибыли в Неаполь и не были помещены под строжайшую охрану в находящуюся по соседству с городом, окруженную со всех сторон морем крепость. Но не для всех заключение было одинаково тяжким, потому что положение палестринца было наихудшим. (Имеется в виду Якоб Палестринский, которого император особенно сильно ненавидел.) Все сразу слегли от болезней и смертельной слабости. Во время долгого переезда они были связаны и очень стеснены, измучены зноем, с роящимися вокруг мухами, жалящими, как скорпионы, истязаемы голодом и жаждой и обречены на любые оскорбления подлых матросов… И вскоре после этого (26 июня 1244 г.) господин епископ из Пренесте, послушный папе до самой смерти, упокоился навек, покинув мир страданий».

По утверждению брата Томаса, капеллана кардинала Райнера де Витербо, бывшего одним из заключенных, в темницу бросили более шестидесяти прелатов, а именно: легатов, кардиналов, архиепископов, епископов, аббатов. В небольшом доме близ Неаполя, все они подобно свиньям лежали в одеждах, пока их не разделили и не отправили в другие тюрьмы.

И что предпринял папа? Он пережил падение Фаэнцы, морское поражение при Монте-Кристо, триумф Павии над Миланом и не отступил ни на йоту от своей позиции. Фридрих оставался врагом, его следовало победить, а не заключать с ним мир. Плененные прелаты молили папу о помощи, об освобождении. Но он просил их терпеть за веру, как Христос терпел на кресте. Старик, будучи уже на пороге смерти, остался верным святым убеждениям.

Народы удивлялись императору, совершавшему то, что никто до него не мог себе позволить. Захватить сотню священников высокого ранга и бросить их в темницу, как преступников! Наверняка раздавались и возгласы похвалы и одобрения тому, кто сумел поставить в рамки Рим и клерикалов. Но из более позднего дополнения к предсказаниям «великой сивиллы» до нас дошло:

«Море покраснеет от крови святых. Они будут увезены как пленники и как украшение невесты агнца (то есть церкви) в Париполоме (Неаполь). Агнец по виду, волк по деяниям (Фридрих) (разорит) гнездо философов, сорвет цветок Эмилии (Фаэнца). Вскормленный молоком невесты агнца, то есть церкви, вначале возвысившей Фридриха, он будет попирать ее ногами и унижать».

Зазвучали и другие голоса, полные сомнения и неприятия поведения человека, поистине не знавшего меры. Трубадуры, до сего времени воспевавшие императора, отдаляются от него, говорят о слабых сторонах человека, незадолго до этого прославляемого ими. Самый верный императору трубадур, Гилельм Фигуэйра, обозначил новый курс:

«Лучшие знатоки порицают его поступки, но я не хочу его порицать, вернее, я (просто) назову его плохим правителем, исполненным интриганства, алчным и жадным, из тех, кто не стыдится и не чурается чего-нибудь плохого…

И если он верит в победу над ломбардцами, как будто уже они полностью в его воле, почему он охотится в кустах и засаде, с собаками и леопардами? И зачем ему слоны? Вероятно, император глуп, несведущ и к тому же бездельник, раз он не доводит до конца задуманное им».

Годом позже, в 1240 году, приговор трубадура Ука де Сан-Сири становится еще более суровым:

«Все должно прийти к благоприятному завершению, и Господь должен возвысить благородные убеждения, и порядочность, и церковь против того, кто не верит ни в Бога, ни в церковь, ни в жизнь после смерти, не верит в рай и говорит, что наступает ничто, когда исчезает дыхание. Жестокость забрала у него милосердие и сострадание, и он не боится совершать ужасные грехи, а все хорошие поступки обесчещивает и унижает и прекращает их…

И мы хотим пойти завоевывать государство там, в Апулии, ибо тот, кто не верит в Бога, не должен владеть страной».

Не предвещает ли текст поход Карла Анжуйского двадцать лет спустя, с тем чтобы отнять у Штауфенов Королевство обеих Сицилии?

В то время как Фридрих находился подле Фаэнцы, готовый к захвату города, в то время как он нашел в себе силы работать над книгой о соколиной охоте, в то время как он охотился в «кустах и засаде» с охотничьими леопардами и соколами, Европу грозил захлестнуть стремительный, повторяющийся раз в сто лет штурм из глубин Азии. Предводителем быстроходного монгольского конного воинства стал хан Батый, внук легендарного Чингисхана. Войско Батыя уже прокатилось по русским княжествам и в начале 1241 года находилось в Венгрии. Другая часть армии Батыя подчинила Польшу и двигалась в Силезию. Перед единым монгольским войском лежала раздробленная на сотню мелких личных интересов Европа, а оба князя мира, папа и император, вцепились друг в друга в смертельной схватке.

Венгерский король молил императора о помощи. Да, он даже был готов вместе со своей страной стать ленником императора! Это могло стать важным шагом на пути к укреплению безопасности восточной марки. Но император не оказал венгерскому королю реальной военной поддержки. В конце июля 1241 года он послал находящемуся в отчаянном положении венгру лишь громкие слова: