Читать онлайн «Фридрих II Гогенштауфен». Страница 57

Пораженная военной мощью, Мантуя открыла ворота и сдалась императору. Затем император обратился к Брешии и потребовал сдачи города. Он не мог продвинуться к Брешии, поскольку расположенная перед городом крепость Монте-Кьяро закрывала подходы к нему. Благодаря героическому сопротивлению защитников крепости войску лиги удалось дойти до Брешии. Это придало мужества осажденным. Но все же спустя четырнадцать дней крепость Монте-Кьяро пришлось сдать, правда, договорившись о беспрепятственном и почетном отступлении.

Император нарушил данное им слово. Отступающий гарнизон частично перебили, частично взяли в плен.

Под стенами Вероны противники настороженно выжидали. Ломбардская лига не отваживалась на открытый бой. Так прошел октябрь. Для обоих войск наступила пора отправляться на зимние квартиры. Император прибег к военной хитрости. Войска из Кремоны и пехотинцев из городского ополчения он отправил в сторону Кремоны. Сам же два дня укрывался в засаде при Сончино вместе со всеми всадниками и сарацинскими лучниками. Войско ломбардцев, разочарованное отходом императорской рати в Кремону, все же решилось выйти из-под защиты городских стен и отправиться на зимние квартиры.

Император, узнав из донесений разведчиков, что ломбардцы перешли через реку Ольо и расположились лагерем при Понтольо, немедленно выступил из Сончино и с помощью стремительной германской кавалерии захватил потрясенных ломбардцев при Кортенуова.

Сгрудившись вокруг знамени Милана, ломбардцы отчаянно сопротивлялись. В наступивших сумерках они побежали, их рассеяли, перебили, а уцелевшие ушли подальше от Кортенуова. На рассвете императорские всадники начали преследование беглецов. Три тысячи пехотинцев, сотню ломбардских всадников, среди них и подеста Милана, сына венецианского дожа, Пьетро Тьеполо, захватили в плен. Огромная добыча попала в руки императора, среди прочего и знамя Милана — символ независимости Ломбардии.

В войне, развязанной германскими князьями и вдохновляемой волей императора, была одержана убедительная победа. Победа, завоеванная не под знаком креста или под голубым знаменем святого Михаила, символом немцев, а под древним языческим орлом античного Рима, и боевой призыв звучал иначе, чем раньше, — не «Как хочет бог», а «Как угодно Риму и императору».

Кортенуова означала не только убедительную ратную победу, но и поворот в жизни и самосознании императора. Германско-христианский институт императоров — Карла Великого, Оттона Великого, Генриха II и Фридриха Барбароссы, он оставил в прошлом, обратясь к блеску богоравной власти древних цезарей.

Его триумфальное шествие в Кремоне стало подобно прибытию римских императоров.

Кремона, украшенная пестрыми платками и знаменами с девизом императора: «Рим и император», на улицах опьяненные победой жители вопили: «Рим и император», и сам цезарь — в лавровых листьях и с древними римскими боевыми символами в руке!

А за ним мелкой рысью следовала германская конница, о которой писал итальянский летописец: «Самые красивые из тех, кто приходил в нашу страну, великолепно вооруженные, они как литые сидели на лошадях — мужественные рыцари высокого образа, еще юные, но преисполненные бесстрашной отваги. Простыми, скромными и честными они вышли со своей родины, но вскоре были развращены на нашей».

Затем следовали сарацины в пестрых чужеземных одеждах, за ними — музыканты с цимбалами, трубачи и барабанщики. А дальше событие: огромный слон, украшенный римским орлом, а на его спине беседка, в которой мальчик-мавр дул в серебряный горн. В качестве пика триумфа и предела унижения поверженного врага слон тащил за собой знамя Милана. Символ борьбы Милана против тиранической власти императора, символ свободы городов предали позору. Но и этого было мало!

На опущенном древке копья, привязанный к нему, сидел подеста Милана, Пьетро Тьеполо, со связанными руками. За ним, в долгом унылом шествии, следовало войско пленных со склоненными головами и босыми ногами. Не осталось и следа от слов, написанных императором папе в мае 1236 года: «Кроме того, я — христианин и, пусть и недостойный, слуга Христов, вооружающийся для борьбы с врагами креста».

В праздничных звуках серебряных горнов, среди развевающихся римских орлов все эти сентенции превратились в пустые слова. Победно возвышался над всеми римский цезарь, Felix imperator.[27] Но Фридрих не удовольствовался лишь шествием, устроив еще и риторическую оргию. Рим, Рим императоров, он засыпал словесным потоком.

Рим перестал быть городом папы, нет, Рим стал городом цезаря!

Для подкрепления речей в Рим потекло золото, дабы вырвать его у папы и сделать имперским городом.

Вместе с сицилийским золотом и соблазнительными словами император прислал как символ победы и миланское знамя. Оно означало для императора его собственную власть и поражение ненавистного Милана.

Колесницу со знаменем римляне установили на Капитолии на пяти мраморных колоннах. Надпись перед ними сообщала:

Мы имеем возможность узнать, к чему призывает цезарь римлян и Рим, остававшийся все же городом папы:

«Увеличить блеск города во времена Нашего правления… обязывает Нас могущественный разум… понимающий необходимость триумфа; Мы не смогли бы возвысить императорское величие, не возвысив при этом честь столицы, считая ее началом империи… Наше ревностное отношение утратило бы всякий смысл, если бы Мы, будучи освещены блеском (сана) Римского императора, лишили римлян участия в ликовании по поводу римской победы, если бы Мы обманули вас в результатах предприятия, которое Мы провели от Вашего имени, разгромив бунтовщиков против Римской империи под боевым кличем с именем Рима, если бы Мы блеск и славу Нашей власти не принесли бы в царственный город, который Нас, как мать сына, послал в Германию, дабы (Мы) поднялись на вершину императорского трона… Примите с благодарностью, квириты, знаки победы вашего императора!»

Данное письмо и водружение колесницы со знаменем на Капитолии можно, по мнению Отто Везе, рассматривать как пик императорской пропаганды. Кроме того, письмо является еще и опасным политическим детонатором. Рим папы объявлен Римом цезаря. Как будто не папа снабдил Фридриха деньгами и отправил в Германию, проведя от епископа к епископу. Правда, римляне с ликованием встретили Фридриха в 1212 году, но Рим вообще охотно ликует, и воспринимать это как поручение римского народа на достижение императорской власти было со стороны Фридриха бредом и грубой неблагодарностью папе. С этого дня на горизонте забрезжило второе отлучение Фридриха от церкви, как результат вывода, сделанного позднее папой Иннокентием IV: с таким императором невозможно никакое плодотворное сосуществование.