Читать онлайн «Великие неудачники. Все напасти и промахи кумиров». Страница 3

Словом, у них, если даже сильно не углубляться, очень много разных достижений. Сегодняшних и вчерашних. Спорных и бесспорных. Стильных и суперстильных. Стриптиз и бодибилдинг, Microsoft и одноразовая зажигалка, коммерческое телевидение и кукла Барби, блокбастер и великая иллюзия. На фоне наших достижений все это – мелочи, чепуха. Кроме великой иллюзии. Это, пожалуй, единственное действительно серьезное различие между нами и ими. Они, например, с большим уважением относятся к бездомным животным, а мы не относимся. Они стараются не нарушать правил дорожного движения, а мы эти правила не менее старательно нарушаем. У них нельзя дать взятку полицейскому – у нас невозможно не дать…

Но мы их все равно поздравляем со всеми их неудачами, а заодно и нас со всеми удачами. Ибо все дальше и дальше от нас та эпоха, когда мерзким и жалким выглядел на советских газетных полосах главный американский неудачник – Дядя Сэм. Одна его жидкая борода чего стоила, не говоря уж про цилиндр звездно-полосатый. А рок-н-ролл был пляской святого Витта. А Мистер Твистер – главным отрицательным героем всех школьных утренников. А что до того, почему мы всегда были, есть и будем выше их по нашей нравственной составляющей, то даже в этом проявляется безудержный американский размах, который теперь все чаще декларируется как наше отечественное достижение на фоне полного краха «великой американской мечты», переходящего в полный крах американской экономики.

С этой беспримерной удачей мы их (и себя заодно) еще раз искренне поздравляем.

• Чехов Антон Павлович (17 (29) января 1860, Таганрог, Екатеринославская губерния (теперь Ростовская область), Российская империя – 2 (15) июля 1904, Баденвейлер, Германская империя) – русский писатель, драматург, по профессии врач.

• За 26 лет творчества создал около 900 различных произведений (коротких юмористических рассказов, серьезных повестей, пьес), многие из которых стали классикой мировой литературы.

• Самое большое достижение и самая великая неудача одновременно – сама жизнь писателя.

Самое непостижимое в жизни Чехова, как ни смешно это прозвучит, – сама его жизнь, начавшаяся более полутора веков назад в «теневой столице империи», городе Таганроге.

Крупная удача постигла деда Чехова в первой половине XIX века: он перестал быть крепостным, выкупив себя и свою семью за 3500 рублей. Отец Антона Павловича был лавочником. В 1870-е годы он разорился, и вся семья переехала в Москву. Чехов остался в Таганроге, чтобы окончить гимназию. Осенью 1879 года он завершил свое обучение и, переехав в Москву, поступил на медицинский факультет университета.

Рассказы и фельетоны, которые он начал писать, были маленькими, похожими на зарисовки, не без оттенка горечи, но при этом очень смешными. Вспомним, например, финальную реплику в рассказе «Маска»: «Дай-то бог! – вздохнул Евстрат Спиридонович. – Негодяй, подлый человек, но ведь – благодетель!..» Рассказы Чехова стали печатать в газетах и журналах, платить за них гонорары, и этим юный Антон Павлович помогал семье не сгинуть в нужде. «Мы жили в тяжкой бедности, перебивались кое-как и не видели никакого просвета впереди, – признавался младший брат писателя, Михаил Чехов. – За три года жизни в Москве мы переменили двенадцать квартир и наконец в 1879 году наняли себе помещение в подвальном этаже дома церкви Святого Николая на Грачевке, в котором пахло сыростью и через окна под потолком виднелись одни только пятки прохожих. В эту-то квартиру и въехал к нам 8 августа 1879 года наш брат Антон…» Затем они жили на Сретенке, а после на Якиманке. По словам Чехова, это была «настоящая провинция: чисто, тихо, дешево и… глуповато». Еще одна квартира на той же Якиманке имела свои печальные особенности: «Надо спать. Над моей головой идет пляс. Играет оркестр. Свадьба. В бельэтаже живет кухмистер, отдающий помещение под свадьбы и поминки <…> Кто-то, стуча ногами, как лошадь, пробежал сейчас как раз над моей головой… Должно быть, шафер. Оркестр гремит…»

Обвиняют в невероятном успехе самого Антона Павловича. Его «железный характер», его «страшную волю», его «огромную работоспособность», его «врожденный талант». Его «почти волшебную» способность видеть и запоминать те картины жизни, которые с помощью острого его пера превращались в десятки блестящих рассказов и повестей.

Врач по специальности и призванию, он категорически отрицал, что в его рассказах и повестях есть хотя бы намек на что-то врачующее «острые болезни общества». Мастерством своим писатель должен только показывать, а быть в сочинениях назидательным доктором, указывать, что и кому надо делать, чтобы вылечиться, не должен.

Настоящий же врач (по призванию) обязан ездить по расхлябанным холерным дорогам. Он призван лечить людей в грязных деревеньках и осуществлять врачебную практику у себя на дому, как осуществлял ее Антон Павлович в своем флигеле в Мелихове, где теперь устроен музей. И многочисленные посетители этого музея с удивлением узнают, какими старинными инструментами пользовался Чехов-доктор, превращавшийся в Чехова-писателя тогда, когда был свободен от приема больных.

Писал он еще и тогда, когда был свободен от приема гостей, коих бывало в его доме в Мелихове толпы. «Спали на диванах и по нескольку человек во всех комнатах, – вспоминал его брат Михаил, – ночевали даже в сенях. Писатели, девицы – почитательницы таланта, земские деятели, местные врачи, какие-то дальние родственники, званые и незваные, толпились у него по целым неделям». Страдал ли он от этого многолюдства? Да, страдал. «С пятницы Страстной у меня гости, гости, гости… и я не написал ни одной строки». Тем не менее с юности, когда он только приехал из Таганрога в Москву, до самых тяжких последних месяцев жизни страсть к бесконечной веренице «лиц и людей» оставалась все той же юношеской страстью. «Был сейчас на скачках…», «Ел, спал и пил с офицерами…», «Хожу в гости к монахам…», «Пил и пел с двумя оперными басами…», «Бываю в камере мирового судьи…», «Был в поганом трактире, где видел, как в битком набитой бильярдной два жулика отлично играли в бильярд…», «Был шофером у одного доктора…». Не этой ли незавершающейся веренице судеб и характеров, профессий и нравов обязаны мы, по выражению К. И. Чуковского, созданием «грандиозной энциклопедии русского быта восьмидесятых и девяностых годов, которая называется мелкими рассказами Чехова»?