Читать онлайн «На Востоке». Страница 14

— Красная солдат шибко воюй, большой капитан забирай.

Так оценивали враги доблесть и мужество советских воинов.

Здесь хотелось бы сказать несколько слов о дальнейшей судьбе китайского генерала Ляна. Ляп выделялся среди мукденских генералов незаурядными воинскими способностями. Очевидно, потому его и назначили командующим группой войск, которой предстояло нанести удар по Советскому Союзу.

После пленения генерал Лян находился в Даурии, а когда советско-китайский конфликт был урегулирован, выехал в Мукден, где его принял Чжан Сюэлян и вручил награду за стойкость и мужество. Словом, Ляну воздали большие почести, а потом, в феврале 1930 года, отравили. Мукденская клика расправилась с ним своим старым, — испытанным способом.

После капитуляции Маньчжурского гарнизона наш полк вошел в город. Этот небольшой, но оживленный городок, выросший возле железнодорожного узла, находился в нескольких километрах от советской границы. Население его тогда было около 10 тыс. человек, много русских, осевших там еще с времен строительства КВЖД. Бросилось в глаза обилие магазинов и вывесок различных контор иностранных торговых фирм. Как торговый центр, Маньчжурия обслуживала Чжалайнорский каменноугольный бассейн и частично Восточную Монголию.

В годы гражданской войны сюда эмигрировало много всякой белогвардейской нечисти. Этот сброд поселился в так называемом Зареченском поселке, который стал к моменту конфликта на КВЖД настоящим осиным гнездом. Здесь еще задолго до конфликта формировались бандитские шайки, группы контрабандистов. Пленение Маньчжурского гарнизона застало белогвардейцев врасплох. Правда, верхушка успела удрать в Харбин еще летом, предчувствуя серьезные события. Впрочем, и те, что остались, представляли активную силу белогвардейцев. Пришлось их разоружить.

Хочу сразу оговориться. Мероприятия командования Забайкальской группы войск в Маньчжурии сводились только к разоружению китайских войск и белогвардейцев. Вопросы управления в городе взял на себя Общественный комитет из представителей местного населения.

Когда мы вошли в город, нам представилось ужасное зрелище. На улицах валялись трупы лошадей, громоздилась разбитая мебель, кружился пух распоротых подушек, повсюду были разбросаны женское белье, детская обувь, разбитые хрустальные люстры, солдатские полушубки, рубахи, брюки, фуражки. Тротуары были усыпаны битым стеклом, На мостовой грудами лежали винтовки, тесаки, пики, гранаты.

Красноармейцы ходили но городу, собирали разбросанные вещи и несли к коменданту. Все, что они находили — часы, браслеты, золотые серьги, кольца, ожерелья, — все немедленно сдавали. Ни один красноармеец, ни один командир не позволил взять себе даже самую мелочь.

Как нам рассказывали, перед вступлением советских войск в Маньчжурию в городе началась паника. Офицеры бросали свои подразделения и удирали кто куда. Солдаты бежали вслед за ними, умоляя спасти их. Не получив помощи, они стреляли в своих командиров, а затем врывались в дома, лезли в подвалы, прятались в сараях, били окна, поджигали строения. Брошенные кони метались по улице и сбивали людей. Запылала железнодорожная станция, взлетела в воздух водокачка.

Затем начался повальный грабеж. Прикладами винтовок солдаты вышибали двери и окна магазинов, винных лавок, ресторанов, срывали замки с ломбардов. Они хватали все, что попадало под руку. Многие стали переодеваться в штатскую одежду, напяливали на себя роскошные шубы, пальто, лакированные ботинки. Они бегали по улицам, стучали в дома. Предлагали за бесценок награбленные дорогие веща.

Солдаты проникали в публичные дома, а то прямо на улицах ловили и насиловали женщин и девушек, малолетних девочек.

Потом все это воинство, которое хотело завоевать Советский Союз, укрылось в казармах, стадо ждать прихода частей Красной Армии.

Мы, то есть несколько командиров нашего полка, побывали в одной из казарм. Еще с порога на нас дохнуло смрадом и пылью. Дышать было нечем. Вместо коек в казарме возвышались трехэтажные нары. На верхний ярус было не так-то просто забраться — он находился под самым потолком, — а подставок или лесенок мы не видели. Но солдаты как-то все-таки умудрялись забираться туда. В казарме было несколько сот солдат. Они валялись на нарах кто в чем, некоторые лежали в верхней одежде.

— Ну и казарма, — сказал кто-то из командиров, — у нас лошадей в лучших условиях содержат.

Зашли в центральную комнату. Солдаты кивали, протягивали руки, некоторые становились на колени и кланялись. Трудно было представить более пришибленного человека, чем китайский солдат. Воспитанный на палочной дисциплине, он в каждом красноармейце видел большого капитана, который может безнаказанно бить его. Наше поведение — улыбки, дружественное отношение — вызывало у пленных откровенное удивление.

— Красная капитана хо (хорошо)! — восклицали одни.

— Будут ли нас расстреливать и когда? — спрашивали другие через переводчика.

Получив успокоительный ответ, китайские солдаты осмелели и стали задавать множество вопросов.

— Бьет ли красный капитана своих солдат?

— Всегда ли кушают у вас такую похлебку, какую нам давали?

О Советской власти пленные не имели никакого представления. Да и откуда они могли знать, когда читать газеты китайским солдатам запрещалось. Впрочем, грамотных в их среде почти не было.

За сутки пленные достаточно хорошо освоились с новой обстановкой, но некоторый налет недоверия все же оставался. На вопросы переводчика большинство из них отвечали очень скупо или отделывались односложными да, нет, не знаю.

Когда одной группе пленных предложили возвратиться обратно в китайскую армию — все категорически отказались.

— Наша воюй не хочет.

— Наша иди обратно, когда война кончай.

И вот эти забитые, политически неграмотные солдаты во время боя стойко оборонялись, не покидали окопов, часто стреляли до последнего патрона. Ими руководила не храбрость, не желание во что бы то ни стало выполнить поставленную задачу, а инстинкт самосохранения. Офицеры внушали им: Сдадитесь в плен — вас русские будут мучить, резать, убивать. Если вздумаете сдаться в плен — тут же получите пулю в спину.

Как мы узнали позже, в частях и подразделениях китайской армии шла усиленная идеологическая обработка солдат. Им показывали сфабрикованные рисунки кошмарных большевистских пыток, рассказывали истории о зверствах, которым якобы подвергается каждый китайский военнослужащий, попавший в плен.

В пропагандистских листовках китайское командование напоминало об участии войск царской России в подавлении боксерского восстания в 1900 году.