Читать онлайн «Пушкинский некрополь». Страница 35

Лазаревское кладбище

Лазаревское кладбище было открыто в 1750-х годах в районе Марьиной рощи и названо так по кладбищенской церкви Лазаря. При реконструкции Москвы Лазаревское кладбище было упразднено. Там были похоронены знакомые Пушкина: М. В. Воронова, Ф. Н. Немцов, П. П. Новосильцев и А. П. Толстая.

Имеется упоминание о том, что при посещении Пушкиным города Старица он познакомился с красивой дочерью тамошнего помещика Марией Васильевной Вороновой (1816–1856).

По свидетельству В. А. Жуковского, Федор Николаевич Немцов (1794–1882) – дальний родственник Пушкина, отставной полковник, рассказывал Александру Сергеевичу, что, живя на Кавказе, он попал в плен к горцам и был освобожден черкешенкой, влюбившейся в него. Пушкин этот рассказ сделал сюжетом «Кавказского пленника» (Ф. Н. Немцов в 1818 году был подпоручиком лейб-гвардии Егерского полка, в 1820 году был переведен в другой полк штабс-капитаном).

Не исключено, что до 1811 года в Москве Немцов мог встречаться с Сашей Пушкиным в доме дальнего родственника поэта А. М. Пушкина.

Петр Петрович Новосильцев (1797–1869) в 1821–1836 годах был адъютантом московского генерал-губернатора Д. В. Голицына. Тогда-то, по-видимому, Пушкин и познакомился с ним. В июне 1831 года Пушкин из Петербурга писал Е. М. Хитрово: «Спасибо, сударыня, за «Революцию» Менье, я получил ее через Новосильцева». По утверждению Н. В. Гоголя, Новосильцев «был знаком всем нашим литераторам и вращался в их кругу». В молодости П. П. Новосильцев служил штабс-ротмистром и ротмистром в Кавалергардском полку, впоследствии занимал должности московского вице-губернатора и рязанского гражданского губернатора, имел придворное звание камергера.

Еще в лицейские годы Пушкин познакомился с семьей владельца крепостного театра в Царском Селе графа В. В. Толстого и его жены Анны Петровны (1794–1869). По словам А. О. Смирновой-Россет, дом Толстых «был центром для лицеистов». Пушкин посещал спектакли в их театре. Одной из актрис крепостного театра юный поэт посвятил стихотворения «К Наталье» («Так и мне узнать случилось…») и «К молодой актрисе».

Местоположение бывшего Лазаревского кладбища сейчас можно определить только приблизительно: часть его застроена кварталами жилых домов, а часть превращена в сквер. По этой горестной причине вряд ли представится возможность установить памятную мемориальную доску в районе захоронения знакомых поэта и других замечательных русских людей.

Монастырь этот существует с 1490–1491 годов на месте Васильцева стана на левом берегу Москвы-реки, у нынешнего Новоспасского моста. Пройти к монастырю ближе всего от станции метро «Таганская» по улице Б. Каменщики.

На территории монастыря, вокруг его соборов и церквей, а также внутри их похоронено 12 знакомых А. С. Пушкина. Кладбища при монастыре уже давно нет. У южной и западной стен еще несколько лет назад можно было видеть сохранившиеся надгробия некоторых захоронений, но среди них не было ни одного памятника знакомым Пушкина. Возможно, в Покровской церкви сохранились надгробия князю И. А. Гагарину и А. М. Щербининой, но найти их мне пока не удается.

В монастыре был погребен русский посланник в Бразилии действительный тайный советник Петр Федорович Балк-Полев (1777–1849). В мае 1828 года он присутствовал у Лавалей при чтении Пушкиным «Бориса Годунова». Пушкин мог также встречаться с ним у поэта И. П. Мятлева, женатого на дочери Балк-Полева.

Покоится здесь и знакомая Карамзина – Мария Дмитриевна Боборыкина (1782–1871). Пушкин и М. Д. Боборыкина были в гостях у Карамзина в июне 1827 года.

В Покровском соборе монастыря похоронен князь Иван Алексеевич Гагарин (1771–1832) – муж знаменитой актрисы Е. С. Семеновой. Пушкин не раз бывал в доме Екатерины Семеновны и встречался с ее мужем.

В Московском университете светлой личностью был профессор Иван Иванович Давыдов (1794–1863). Он поступил на кафедру А. Ф. Мерзлякова, читал русскую словесность, а когда была создана кафедра философии, то ее заведующим назначили Давыдова. Но он успел прочитать всего несколько лекций по истории философии, так как лекции запретили из-за свободомыслия, а кафедру закрыли.

В 1830 году, после смерти А. Ф. Мерзлякова, Давыдов занял кафедру истории русской литературы.

В 1832 году, когда Давыдов был уже известным ученым (математиком, физиком, историком, философом и словесником), имел звание академика, а А. С. Пушкин уже находился в зените своей поэтической славы, министр С. С. Уваров привез его в Московский университет. Читал лекцию И. И. Давыдов, профессор истории русской литературы. Рассказывает об этом событии очевидец, студент университета, впоследствии известный писатель И. А. Гончаров: «Когда он вошел с Уваровым, для меня точно солнце озарило всю аудиторию: в то время был в чаду обаяния от его поэзии… И вдруг этот гений, эта слава и гордость России – передо мною в пяти шагах! Я не верил глазам…

«Вот вам теория искусства, – сказал Уваров, обращаясь к нам, студентам, и указывая на Давыдова, – а вот и самое искусство», – прибавил он, указывая на Пушкина. Он эффектно отчеканил эту фразу, очевидно, заранее приготовленную. Мы все жадно впились глазами в Пушкина. Давыдов окончил лекцию. Речь шла о «Слове о полку Игоревом», разговор, который мало-помалу перешел в горячий спор. «Подойдите ближе, господа, – это для вас интересно», – пригласил нас Уваров, и мы тесной толпой, как стеной, окружили Пушкина, Уварова и обоих профессоров. Не могу выразить, как велико было наше наслаждение – видеть и слышать нашего кумира.

Я не припомню подробностей их состязания, – помню только, что Пушкин горячо отстаивал подлинность древнерусского эпоса, а Каченовский вонзал в него свой беспощадный аналитический нож. Его щеки ярко горели алым румянцем, и глаза бросали молнии сквозь очки… Пушкин говорил с увлечением, но, к сожалению, тихо, сдержанным тоном, так что за толпой трудно было расслушать. Впрочем, меня занимал не Игорь, а сам Пушкин.

С первого взгляда наружность его казалась невзрачною. Среднего роста, худощавый, с мелкими чертами смуглого лица. Только когда вглядишься пристально в глаза, увидишь задумчивую глубину и какое-то благородство в этих глазах, которых потом не забудешь. В позе, в жестах, сопровождающих его речь, была сдержанность светского, благовоспитанного человека».