Читать онлайн «Максимализмы (сборник)». Страница 145

В процессе просмотра я поразился, узнав мелодию The Kiss Polka (Поцелуйной Польки), – я, будучи лет пяти, увлечённо слушал её дома на пластинке – какой-то аккордеонист исполнял эту польку с вымученным советским задором. Когда я позже разыскал пластинку среди старья, я прочёл на этикетке русскую фамилию композитора. Уж где Россия действительно на первом месте, так это в области присваивания чужого и называния его своим.

Я, подобно большинству подростков, ужасно голодал по западной популярной музыке. Первым огромным и цельным музыкальным впечатлением был ГДРовский фильм Уличная серенада (предтеча Серенады Солнечной Долины). Он вышел в 1956 году, мне было девять и фильм шёл по телевизору не раз. Я буквально трепетал от песен в этом фильме. Однажды он шёл по телевизору поздно вечером, и родители не разрешили мне его смотреть – пора было спать. Но я уже видел его раза два и помнил все песни, лежал в кровати и вслушивался за стеной в каждую ноту. Мама пришла посмотреть, сплю ли я, и застала меня лежащим на спине с открытыми глазами совершенно не сонным. Я объяснил, что слушаю музыку. Видя моё такое увлечение, мама сжалилась и позволила мне пойти досмотреть вместе с ними мой любимый фильм.

И вот теперь не немецкая, а американская серенада, да ещё Солнечной долины – разве можно придумать для фильма более романтическое называние?

Пока у меня не было магнитофона и коротковолнового приёмника, настоящую, то есть западную музыку можно было услышать только из Финляндии на длинных и средних волнах, на даче на Финском заливе. Так я впервые услышал Everybody Loves Somebody Sometime, которую, как я потом узнал, исполнял Dean Martin – я чуть не плакал, слушая это волшебство, прерываемое помехами.

У Промки я часто видел хмырей (а по сути это были деловые люди, гонимые в СССР), которые по-шпионски предлагали купить рок «на костях», то есть самодельно записанный резцом аналогично виниловым пластинкам, но в толще эмульсии рентгеновских снимков. Помимо шипения иголки по мелким бороздкам, в которых был законсервирован рок-н-ролл, покупатель получал вырезку из чьего-то скелета. Особой популярным был Rock Around the Clock, который переводился без ведома смысла английской идиомы (Рок круглые сутки) как «Рок вокруг часов». Я представлял себе огромные часы, стоящие посреди комнаты, вокруг которых вытанцовывают рок американцы, напоминающие стиляг.

Первой государственной попыткой дать народу легально нюхнуть западную популярную музыку была серия долгоиграющих пластинок Вокруг света. «Свет» для составителей серии, погоняемых цензурой, состоял в основном из стран Народной демократии и каждая пластинка крутилась вокруг Болгарии, Венгрии, Чехословакии и Польши. Но в качестве затравки, чтобы серия раскупалась, в неё попало и несколько западных песен. Итальянская Volare, Doris Day Teacher s Pet и Frank and Nancy Sinatra Something Stupid. Разумеется, названия переводились так же по-дурацки как и «Рок вокруг часов».

Но эти вещи очаровывали до глубины души, доказывая, что за охраняемыми границами социалистического лагеря находится и процветает иная вселенная.

Ошеломление, испытанное от просмотра и прослуха Серенады Солнечной Долины можно сравнить… ну, конечно же с сексуальным ошеломлением, испытанным от первой ебли причём со взрослой умелой женщиной, которая любовно выводит тебя на истинный путь ко всем её отверстиям. Я наконец понял, что такое настоящая музыка, моя музыка, танцы, пение и как я их, оказывается, безумно люблю с первого взгляда.

Однако сексуально меня этот фильм совершенно не взволновал, так как Sonja Henie и Lynn Bari были абсолютно не моим типом женщин. Мне полюбились секретарша в приёмной и телефонисточка, но они мелькнули на секунды. Музыка и танцы в Серенаде стали для меня полнейшей заменой сексу. (Такое со мной случилось в первый и в последний раз, что ещё раз подтверждает мощь этого фильма.)

В те времена вся западная современная музыка объединялась для меня в одном слове «джаз». Я даже не знал, что род джаза, который я так полюбил, называется «swing». Начав бегать по знакомым с недавно купленным родителями магнитофоном, чтобы переписать музыку, я поразился, что такая различная и не похожая на «серенадную» музыка тоже называется джазом. Так например, джаз-модерн оставлял меня в равнодушном недоумении, а рок-н-ролл тоже меня увлёк далеко не сразу. Музыка из Серенады очень долго служила для меня эталоном любимости музыки. А герой фильма – эталоном мужской красоты. После первых нескольких просмотров я вознамерился сделать себе причёску как у Тэда Скотта, которого играл John Payne – а именно – поместить пробор, чуть смещённым к середине так, что линия волос левее пробора образовывала с линией пробора острый угол.

Через год или около того фильм стал сходить с экранов. Однажды в программе кинотеатров я увидел, что Серенада идёт в летнем кинотеатре ЦПКиО – там шли фильмы последним экраном, перед полным их исчезновением. Я устремился туда на трамвае вместе со своим одноклассником Борей П. Было жёлтое время природы. Со смертельной грустью я провожал каждый наизусть запомненный кадр, каждую сладкозвучную ноту. Предвкушение появления на экране каждой музыкальной композиции ощущалось как предвкушение жизненных этапов: Лунная серенада – младенчество, перетекающее в детство песни Мне декабрь кажется маем…, когда всё ещё впереди. Затем марш при встрече Карэн Бэнсон – открывающаяся юность и расцветающая в полную силу In the mood, наступающая зрелость Чаттануги Чу-чи, полька старости и оконечная симфония смерти – окончания фильма, что вызывало грусть и молчаливый вопрос: «Когда я снова смогу посмотреть Серенаду Солнечной Долины?»

Выходя из кинотеатра, мы с Борей, перебивая друг друга, смаковали только что увиденные эпизоды:

– А помнишь как Тед пел…?

– А помнишь как Карен упала?..

Серенаду я посмотрел в СССР не менее десяти раз.

Именно тогда после серии пластинок Вокруг света стала выходить другая серия с не менее оригинальным советским названием: От мелодии к мелодии, пластинки которые тоже крутились по лагерю социализма. Разумеется, они были предметом огромного дефицита, и именно в одной из них оказалась записана Chattanooga Choo-Choo. Название её по-русски звучало неизменно по-дурацки. Однако на пластинчатой этикетке на этот раз признавалось, что вещь эта из Серенады Солнечной Долины и что композитор Уоррен, а не Сидоров. Я был очень удивлён, что музыка написана не Гленом Миллером. Во мне жила уверенность, что музыка была только его. Когда шли титры в фильме, я не принимал их близко к сердцу, считая само собой разумеющимся, что только Глен Миллер мог написать такую роскошную музыку.