Читать онлайн «Петр Великий. Прощание с Московией». Страница 13

На случай, если муж бывал недоволен, существовали испытанные способы, как поправить положение. Чаще всего, когда жену требовалось только слегка поучить, ее можно было просто поколотить. «Домострой» – руководство по управлению домашним хозяйством и семейными делами, восходящее к 1556 году и приписываемое монаху по имени Сильвестр, – содержал массу полезных житейских советов для любого главы семейства, от соления грибов до вразумления жен. Касательно последнего рекомендовалось «непослушных жен сурово сечь, хотя и без гнева». Даже хорошую жену мужу следовало «учить» время от времени плетью, но «бить осторожно, и разумно и больно, и страшно и здорово – если вина велика». В низших слоях общества русские мужчины били жен по малейшему поводу. «Некоторые из этих варваров подвешивают жен за волосы и секут их, совершенно обнаженных», – писал доктор Коллинз. Иногда побои бывали так жестоки, что женщина умирала; муж был волен тогда снова жениться. Естественно, что некоторые жены, доведенные до отчаяния невыносимыми мучениями, убивали своих мужей. Правда, таких было немного, потому что новый закон, изданный в начале царствования Алексея, сурово карал преступниц: жену, виновную в убийстве мужа, заживо зарывали в землю по шею и оставляли на медленную смерть[20].

В серьезных случаях, когда жена была уж такая никудышная, что ее и бить-то не стоило, или когда муж находил другую, более подходящую ему женщину, дело решалось разводом. Чтобы развестись с женой, православному мужу следовало просто спихнуть ее в монастырь, хотела она того или нет. Там ей обрезали волосы, облачали в длинное черное одеяние с широкими рукавами и покрывалом на голову, и она умирала для внешнего мира. До конца дней своих она жила среди монашек. Некоторые из них попадали в монастырь совсем юными, по воле алчных братьев или других родственников, не пожелавших делить имение или давать приданое, другие были просто беглые жены, готовые на все что угодно, лишь бы не возвращаться к мужьям.

После того как жена таким образом «умирала», муж снова мог жениться, однако и его свобода не была неограниченной. Православная церковь позволяла мужчине дважды овдоветь или развестись, но третий брак становился последним. Поэтому, как бы ужасно человек ни обращался с двумя первыми женами, третью он обычно берег: если она умирала или сбегала от него, он никогда больше не мог жениться.

Изолируя женщин, пренебрегая их обществом, русские мужчины XVII века сами же от этого и страдали. В удушливом, узком семейном мирке, где не было места духовным, умственным интересам, процветали не самые возвышенные наклонности. Мужчины, не привыкшие проводить досуг в женском обществе, нередко посвящали его примитивному пьянству. Но были и исключения. В некоторых семьях умные жены, хоть и негласно, играли заметную роль; редко, но встречались властные хозяйки, которые даже верховодили слабохарактерными мужьями. Как ни странно, чем ниже было положение женщины в обществе, тем выше ее шансы оказаться наравне с мужчиной. В низших классах, жизнь которых сводилась, по сути, к борьбе за существование, женщин, нельзя было отстранить от дел и относиться к ним как к несмышленым детям: их разум и сила были необходимы. Хотя их считали низшими существами, жизнь их проходила бок о бок с мужчинами. Мужчины и женщины вместе мылись в бане и вместе с хохотом выбегали нагишом на снег. Бесконечными зимними вечерами они подсаживались к мужчинам, устроившимся пображничать возле печки, и тут – в тесноте, да не в обиде – сосед обнимал соседку, и все были довольны, смеялись, плакали и, наконец, вповалку засыпали[21]. И если муж жесток, что с того? Все же он когда-то бывал и добр. И если поколачивает ее, тоже ничего – зато можно снова и снова его прощать. «Да бьет, а потом плачет и на коленях просит у меня прощения…»

На вершине женской социальной лестницы стояла царица, супруга царя. Ее жизнь, хотя и более покойная, чем у ее меньших сестер, тоже была подневольной. Все свое время она отдавала семье, молитве, добрым делам и благотворительности. Во дворце она следила за хозяйством, заботилась о нарядах для себя и об одежде мужа и детей. Как правило, сама царица была искусна в рукоделии и вышивала уборы и одеяния для царя или церковные облачения; кроме того, она надзирала за работой многочисленных швей. Ей полагалось щедро раздавать милостыню, выдавать замуж молодых девушек, которых хватало в ее хозяйстве, и обеспечивать их приданым. Как и ее муж, царица долгие часы проводила в церкви. Но при всех этих обязанностях у нее оставалось много свободного времени. Чтобы занять себя, царица играла в карты, слушала сказки, развлекалась пением и плясками сенных девушек, смеялась над проделками карликов в ярко-розовых костюмах, красных кожаных сапожках и зеленых суконных колпаках. В конце дня, после вечерни, когда царь заканчивал свои дела, царицу могли пригласить к мужу.

На вопрос о том, было ли замужество для них желанным, русские женщины XVII века, вероятно, могли бы ответить по-разному. Но существовали в русском обществе женщины, которые просто не имели на сей счет своего мнения. Это царские сестры и дочери. Они занимали самое высокое положение, но были ли они счастливы – кто знает? Ни одной из этих царевен не суждено было повстречать любимого человека, выйти замуж, родить детей. Вместе с тем ни одной из них не грозило стать объектом купли-продажи, подвергнуться узаконенному насилию, побоям, или оказаться брошенной и разведенной. Преградой служило их происхождение. Они не могли выходить за русских нецарского рода, чтобы не унизить своей царской крови (хотя царь был вправе выбрать жену из любого знатного русского рода), а браки с чужестранцами, которых в России всех без разбору считали язычниками и еретиками, возбранялись по религиозным соображениям. И потому от рождения царевны были обречены всю жизнь томиться в мрачной тесноте терема – помещения, отводившегося женщинам, как правило, в верхнем этаже большого русского дома. Там они проводили дни в молитвах, за вышиванием, сплетничая и скучая. Им было на роду написано никогда ничего не узнать о внешнем мире, а мир этот вспоминал о царевнах только тогда, когда объявляли об их рождении или смерти.

Ни один мужчина, кроме близких родственников, патриарха и нескольких избранных священнослужителей, не смел взглянуть на этих призрачных царственных затворниц. Сам терем был чисто женским миром. Когда царевна заболевала, то закрывали все ставни и опускали занавеси, чтобы затемнить комнату и скрыть пациентку от глаз врача. И если было нужно измерить пульс или осмотреть больную, это делали через газовое покрывало, дабы мужские пальцы не коснулись ее обнаженного тела. Ранним утром или поздним вечером царевны спешили в церковь скрытыми коридорами и по тайным переходам. В соборе или в домовой церкви они стояли на хорах, в темном углу, за красной шелковой занавеской, чтобы уберечься от мужского взгляда. Во время торжественных шествий они следовали под прикрытием движущихся шелковых ширм или закрытых со всех сторон балдахинов. Отправляясь из Кремля на богомолье в какой-нибудь монастырь, царевны ехали в особых ярко-красных возках или санях, похожих на передвижные кельи, в сопровождении служанок и верховых, разгонявших народ с дороги.