Читать онлайн «Художник Оскар Рабин. Запечатленная судьба». Страница 39

Несколько работ, включающих еврейские «этнографические» компоненты, были созданы О.Я. Рабиным в 1999—2004 годах. На левой стороне картины «Букет черемухи» (1999) изображен обрывок объявления, опубликованного Еврейским похоронным бюро в газете русской диаспоры. Также на картине размещены «Щит Давида» (звезда Давида, та же, что на флаге Государства Израиль) и менора (семисвечник, изображенный на гербе Государства Израиль). Художник с иронией вручает еврейское похоронные бюро «Моне и Бени Иваноффу»: подобрав еврейским бизнесменам с одесскими именами наиболее распространенную русскую фамилию, он одновременно использовал в картине правописание, возможное лишь в обратной транслитерации с английского или французского языков. Это иллюстрирует тягу многих эмигрантов к намеренной аккультурации в американском или французском обществе, а также актуализирует вопрос о том, можно ли считать евреями эмигрантов третьей волны, выезжавших в Израиль преимущественно по приглашениям. Сам художник, как указывалось выше, также получил пригласительное письмо от неизвестной ему израильтянки, но не воспользовался им, большинство же эмигрантов третьей волны, покинувшие СССР в 1968—1981 годах (включая Александра Глезера, последовательно получившего из Израиля два вызова284), выехали по программе «воссоединения семей» к близким, а чаще мнимым или дальним родственникам в Израиль. Многие, кто уезжал после 1973 года, стеремились в США или страны Западной Европы, где, добровольно или вынужденно, присоединялись к местным еврейским общинам. Среди этих людей «Ивановых» почти не было, хотя многие в Советском Союзе старались брать фамилию, менее всего ассоциирующуюся с еврейством.

Если рядом с «Букетом черемухи» расположились «Щит Давида» и менора, то в другой работе, также с букетом черемухи в центре, появилась «Антисемитская» водка. Едва ли Оскар Рабин желал намекнуть посредством этой работы, созданной в 2002 году, на то, что все люди, употребляющие крепкий алкоголь, – антисемиты. Сам он не относится к числу убежденных трезвенников и не пренебрегает этим напитком, встречаясь со старыми товарищами, однако вспоминает, что в молодые годы не раз выпивал пол-литровую бутылку водки с кем-то за компанию285. В том же году художник написал картину «Холодильник Вивальди № 2», на средней полке которого расположилась баночка икры, также получившая название «Антисемитская». И водку, и икру художник изображал многократно, и в подавляющем большинстве он не ассоциировал эти продукты с негативным отношением к евреям. Вероятно, в качестве антитезы этим двум работам О.Я. Рабин в 2003 году написал «Еврейский натюрморт зимой», в центре которого – две пластины мацы, а справа от них – бутылка водки «Рабинович» с автопортретом на этикетке. Добавив к своей настоящей фамилии несколько букв, художник получил самую распространенную из еврейских фамилий, ставшую неотъемлемой частью русского фольклора; анекдоты «про Рабиновича» придумывали как антисемиты, так и сами евреи. Маца появилась еще в двух работах О.Я. Рабина, написанных в 2002 году: «Маца, колбаса, водка и розы» и «Маца, селедка и водка православная». Водка также появляется в созданной в 2004 году графической работе «Завтрак в деревне», где в центре – бутылка, названная «Кошерная русская» [так!], а ее этикетка украшена «Щитом Давида». Всем своим искусством О.Я. Рабин демонстрирует невозможность вычленения собственно еврейского компонента из повседневной жизни русских евреев, любимые блюда которых включают и мацу, и водку, и селедку, и колбасу… В Израиле местные граждане, недоброжелательно настроенные к выходцам из Советского Союза, в первой половине 1990-х годов называли их «колбасной эмиграцией», а некоторые религиозные политики и сейчас отказываются считать советских эмигрантов «настоящими евреями» (так, подобный мотив неприятия использовался партией ШАС в своей предвыборной пропаганде). Многие Бени и Мони Иваноффы, как в Израиле, так и в США, пытаются доказать свою преданность иудаизму и сионизму; О.Я. Рабин же принимает как данность тот факт, что советские и постсоветские евреи – особый, как сказали бы ученые-антропологи, субэтнос и что еврейская идентичность неотделима от их русскости… Переплетение судеб двух народов отражено в полотне, над которым Оскар Рабин начал работать в конце 2013 года. Нарисовав в левой стороне полотна еще одну версию советского «Паспорта» 1964 года и добавив к ней новую графу «Место после смерти», в которой высказано предположение «В раю (In Paradise?)», художник с правой стороны изобразил единый «Русско-французский паспорт», задача которого определить место каждой из этнокультурных идентичностей в самосознании художника. Показательно, что роль «русского», «еврейского», «французского» и «латышского» компонентов одинакова. Кроме того, русский и еврейский элементы переплетены друг с другом: в строке рядом со словом «русский» в скобках подписано juif [«еврей»], а в графе «еврей» в скобках добавлено определение «русский». О.Я. Рабин указывал на «советский» компонент как доминирующий в своем мировоззрении и жизненном опыте, и считал его более значимым, нежели соединенные вместе «русская», «еврейская», «французская» и «латышская» составляющие.

Мне кажется, что кульминацией взаимодействия еврейского и русского народов в творчестве О.Я. Рабина стала картина «Царь иудейский», созданная в 2000 году (известны также две графические версии, первая из которых написана тогда же, а вторая – спустя девять лет). На этих работах изображен распятый Иисус со звездой Давида на шее, и на него натравлена свора собак или волков. На заднем плане обоих произведений изображены машины с красными крестами; есть и шлагбаум с табличкой «Стой, сволочь»… Картина, будучи наиболее трагическим и безнадежным произведением О.Я. Рабина, является одной из вершин его творчества, и ее невозможно не соотнести с «Белым распятием» (1938) и «Исходом» (1966) М.З. Шагала286.

«Представим себе карту, на которой отмечены художники и течения в живописи – где бы там был нарисован кружочек с надписью “Оскар Рабин”? – спрашивала иерусалимский прозаик Нина Хеймец в статье «Одиночество и скептицизм» и не находила ответа: – Причислить его к русскому авангарду? Настроение не то: у него тоже искаженное пространство, но в русском авангарде оно – как расколотая скорлупа, из которой вот-вот вылупится птенец невиданной доселе птицы. Русский авангард открыт миру, он беззащитен, полон предчувствий, он завис в прыжке. Иначе, может быть, у Филонова, он тоже, что называется, “не вписывается”. Но у него – нечто совсем другое: Филонов – не наблюдатель, он – активный аналитик, рассматривающий мир под микроскопом, чьи оптические качества напоминают зеркало Снежной королевы. Представляется, что у Рабина нет этого совсем. Он передает настроение. Суть вещей для него – именно то впечатление, которое они производят на человека. В первую очередь на художника; других людей в его картинах почти и нет. Авангард устремлен вперед, на то он и “авангард”. Рабин – человек поставангардной эпохи, он проводит “инвентаризацию”, рассматривает, что получилось из эксперимента»287.