Читать онлайн «Жизни для книги». Страница 10

Батальные картины, даже крупных художников-баталистов (если не считать Верещагина), выполненные для Никольского рынка, всегда отличались бравурностью сюжета и антихудожественным «патриотизмом».

Кроме сюжетов военных разрабатывались и сюжеты мирные, хотя и не в таком количестве и далеко не с таким воодушевлением.

Батальная картина, носившая злободневный характер, хвастливо кричала на весь деревенский базар и на всю городскую площадь: «Эй, Микадо, будет худо, разобьем твою посуду!»[15]

Лубок «Железная дорога»

Мирная картина говорила о «Крещении Руси», о равноапостольном князе Владимире, о свержении в Днепр Перуна, о Киево-Печерской лавре. В батальной картине считалась почти обязательной значительная доля наглости, бахвальства и политического ухарства, тогда как в мирной картине историческая мысль горела, как лампада, зажженная рукой дедов и прадедов: «Освобождение крестьян», «Народы России», «Присоединение Сибири», «Пожар Москвы».

Еще Ровинский обратил внимание, что сатирический отдел лубочных картин за некоторым исключением не блещет ни остроумием, ни широкой наблюдательностью. Без преувеличения можно сказать, что это самый слабый отдел в художественном творчестве этого рода. Но так как русскому народу в высшей степени свойственны и остроумие и живой, всеми огнями переливающийся юмор (чего стоят в этом отношении одни русские пословицы и поговорки!), то исследователи готовы были видеть в этой сатирической бедности влияние цензуры.

— От нее все качества.

Очень может быть, конечно, что доля правды тут есть, но возможно, однако, что слабое внимание, которое уделяли сатире художники, объяснялось просто-напросто законами рынка. Спрос на сатиру был невелик, и предложение соответствовало спросу. Деревня очень бережет копейку, и истратить деньги на «пустяковину», на «зубоскальство» или шутку казалось ей зазорным. Иное дело — купить Николая-чудотворца, «Страшный суд» или спасителя. Эти картины можно повесить в избе рядом с образами. А так как выбор картины в деревне всегда предоставлялся отцам семейства, старикам, то понятно, почему сатирические картины стояли на втором плане.

Кто может купить картину с изображением пройдохи-свахи или дурака-жениха? Солдат, молодой парень из заводских, приказчик, половой из трактира, волжский матрос и вообще неженатый хлопец городского склада. Ему будет интересно, и он будет хохотать, глядя на картину, где развалился на диване разодетый жених, которому сваха читает «роспись приданого».

«Я читать буду, слушай, жених, — не вертись, что написано — не сердись».

Для городского парня самый перечень приданого может показаться верхом остроумия: «Серьги золотые из меди литые, четыре браслеты на девичьи щиблеты, платье из материи море мор с Воробьиных гор, салоп меховой, три лисьих овчинки, да на сто рублей починки, перина из ежова пуха, колочена в три обуха, кровать об трех ногах, полено в головах, на дворе петух да курица, а в поставе грош да медная пуговица. Ножик, вилка, чашка да кошка Машка. Если вам, сударь, моя роспись в честь, то извольте посмотреть и невеста здесь».

Конечно, такая сатира могла производить впечатление только на «молодых лакеев», как говорил Л. Н. Толстой. Крестьянину и вообще человеку деревни она была чужда и непонятна даже в бытовом отношении. В деревнях не так женятся: и женихи, и свахи там другие. И оттого на широкий сбыт среди крестьянского потребителя такая картина рассчитывать, конечно, не могла. Гораздо больше успеха имели сатирические картины, затрагивающие деревенский быт и особенно баб-щеголих. Одна из таких картин — «Урок мужьям-простакам и женам-щеголихам» имела успех. На картине был изображен мужик, выводящий со двора корову и лошадь, и баба, играющая на свирели, а перед бабой — коза, пляшущая на задних ногах.

«Баба мыслит ухитриться, чтоб получше нарядиться. Стала мужу говорить, стала ласково просить: продай лошадь и корову да купи ты мне обнову».

Глупый муж согласился, и вот на том же листе изображены последствия его малодушия: пришла зима, и мужик запряг в сани бабу, чтобы ехать в лес за дровами. Тут баба образумилась и запела уже другую песенку: «Ты продай обнову, купи лошадь и корову».

Вообще следует заметить, что рисовальщики Никольского рынка, как люди городские и оторвавшиеся от народного быта, редко выбирали сюжеты своих картин из чужой для них деревенской жизни. Их творчество тянулось в город, на улицу, и, может быть, оттого сатирическая народная картина не получила своего развития.

Примечательно, однако, что даже привлечение к лубочной работе настоящих крупных художников и больших талантов не помогло делу. У нас был опыт. Две картины бытового и шуточного характера принес в «дар» Никольскому рынку художник Микешин, но и он не имел того успеха, на который имел право по своему таланту.

Первая картина изображала чудесно написанную русскую красавицу, полнотелую щеголиху, положившую руку на бедро и приготовившуюся к пляске.

Внизу картины подпись: «Это наша Катерина — намалевана картина».

А вверху другая: «Перед мальчиками ходит пальчиками, перед зрелыми людьми ходит белыми грудьми». Эта картина очень нравилась в городе и прошла почти незамеченной в деревне.

Другая картина того же Микешина — «О мужике Епихе»[16] понравилась. У мужика Епихи пристала кобыла, а цыган посоветовал помазать у кобылы под хвостом скипидаром. Простодушный Епиха послушался и помазал. Кобыла как пустится вскачь — не догнать Епихе. Тут опять цыган посоветовал применить то же средство к мужику, и наскипидаренный Епиха «пошел махать во всю силу».

Рисунок Микешина исполнен прекрасно, и все фигуры полны грубого, но сочного юмора. И однако же успех картины не соответствовал таланту автора. Васнецов дал для Никольского рынка картину «Страшный суд», но не только не затмил прежнюю, старую картину, написанную на ту же тему неведомым художником, но даже не повлиял на ее сбыт.

Старая картина нравилась больше новой, и деревенский покупатель не изменил своей традиции.

Очевидно, есть в народном вкусе своя устойчивость, которая слагалась веками и от которой народ отказывается не легко.

Рядом с неведомым, наивным рисовальщиком прошлых столетий, изобразившим «Страшный суд», Васнецов кажется настоящим исполином. Но вот деревня прошла мимо исполина и почему-то тянулась к старому, привычному.

Наша фирма делала эти опыты неоднократно и привлекала к лубочной работе самых прославленных, самых талантливых художников. Но результаты почти всегда были одни и те же.